Противник, произведя перегруппировку своих сил на московское направление, превосходил все три наши фронта, вместе взятые, по численности войск — в 1,4 раза, по танкам — в 1,7, по орудиям и миномётам — в 1,8 и по самолётам — в 2 раза.
Наступление немецких войск по плану операции под кодовым названием “Тайфун” началось 30 сентября ударом танковой группы Гудериана и 2-й немецкой армии по войскам Брянского фронта на участке Жуковка — Шостка. 2 октября противник нанёс мощные удары по войскам Западного и Резервного фронтов. Особенно сильные удары последовали из районов севернее Духовщины и восточнее Рославля. Противнику сразу же удалось прорвать оборону наших войск. Ударные группировки врага стремительно продвигались вперёд, охватывая с юга и с севера всю вяземскую группировку войск Западного и Резервного фронтов.
Крайне тяжёлая обстановка сложилась и к югу от Брянска, где 3-я и 13-я армии Брянского фронта оказались под угрозой окружения. Не встречая серьёзного сопротивления, войска Гудериана устремились к Орлу, где у нас не было сил для отражения наступления.
Второго октября по указанию Ставки был создан усиленный 1-й гвардейский стрелковый корпус под командованием генерал-майора Д. Д. Лелюшенко. С задачей — “задержать продвижение войск противника и обеспечить отвод войск Брянского фронта”.
Здесь же, в центре, на кратчайших путях к Москве, дела, похоже, складывались куда хуже. Но истинное положение надо было ещё выяснить, а сколько-нибудь полной информацией, как вскоре выяснилось, никто толком не владел».
На совещании выступил Конев — мрачный, бледный, но не растерянный. Доложил, что по его приказу был организован и нанесён контрудар на правом фланге по северной группировке противника с целью предотвратить обход и полную изоляцию нашей вяземской группировки. В сущности, решение правильное. Но во что всё вылилось?
— Кто руководил ударной группой? — спросил Жуков.
— Мой заместитель генерал Болдин, — ответил Конев.
Жуков поморщился.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «Из беседы в штабе Западного фронта и анализа обстановки у меня создалось впечатление, что катастрофу в районе Вязьмы можно было бы предотвратить. На основании данных разведки Ставка Верховного Главнокомандования ещё 27 сентября специальной директивой предупредила командующих фронтами о возможности наступления в ближайшие дни крупных сил противника на московском направлении. Следовательно, внезапность наступления в том смысле, как это было в начале войны, отсутствовала. Несмотря на превосходство врага в живой силе и технике, наши войска могли избежать окружения. Для этого необходимо было своевременно более правильно определить направление главных ударов противника и сосредоточить против них основные силы и средства за счёт пассивных участков. Этого сделано не было, и оборона наших фронтов не выдержала сосредоточенных ударов противника. Образовались зияющие бреши, которые закрыть было нечем, так как никаких резервов в руках командования не оставалось.
К исходу 7 октября все пути на Москву, по существу, были открыты».
Так начиналась страда, которая впоследствии войдёт в нашу историю и в народную память как битва за Москву.
Жукову почти всегда доставались тяжелейшие задания и трудные соперники.
Ночью из штаба Западного фронта он позвонил Верховному, доложил:
— Главная опасность сейчас заключается в слабом прикрытии на можайской линии. Бронетанковые войска противника могут поэтому внезапно появиться под Москвой. Надо быстрее стягивать войска откуда только можно на можайскую линию обороны.
— Где сейчас 16, 19 и 20-я армии Западного фронта? Где группа Болдина? Где 24-я и 32-я армии Резервного фронта? — нервно спросил Сталин.
Где армии, о которых спрашивал Верховный, и в каком они состоянии, Жуков пока точно не знал. Но знал главное о них.
— В окружении западнее и юго-западнее Вязьмы.
— Что вы намерены делать?
— Выезжаю сейчас же к Будённому, разберусь с обстановкой и позвоню вам.
— А вы знаете, где штаб Резервного фронта?
— Буду искать где-то в районе Малоярославца.
— Хорошо, поезжайте к Будённому и оттуда сразу же позвоните мне.
Всё было скверно. Вдобавок ко всему пошёл дождь. Чай у Конева Жуков пить не стал. Надвинул фуражку поглубже на глаза и сдержанно попрощался.
Из «Воспоминаний и размышлений»: «…густой туман стлался по земле, видимость была плохая. Утром 8 октября, подъезжая к полустанку Оболенское, мы увидели двух связистов, тянувших кабель в Малоярославец со стороны моста через реку Протву.
Я спросил:
— Куда тянете, товарищи, связь?
— Куда приказано, туда и тянем, — не обращая на нас внимания, ответил солдат громадного роста.
Пришлось назвать себя и сказать, что мы ищем штаб Резервного фронта и С. М. Будённого.
Подтянувшись, тот же солдат ответил:
— Извините, товарищ генерал армии, мы вас в лицо не знаем, потому так и ответили. Штаб фронта вы уже проехали. Он был переведён сюда два часа назад и размещён в домиках в лесу, вон там, на горе. Там охрана вам покажет, куда ехать.
Машина повернула обратно. Вскоре я был в комнате представителя Ставки армейского комиссара 1 ранга Л. 3. Мехлиса, где находился также начальник штаба фронта генерал-майор А. Ф. Анисов. Л. 3. Мехлис говорил по телефону и кого-то здорово распекал.
На вопрос, где командующий, начальник штаба ответил:
— Неизвестно. Днём он был в 43-й армии. Боюсь, как бы чего-нибудь не случилось с Семёном Михайловичем.
— А вы приняли меры к его розыску?
— Да, послали офицеров связи, они ещё не вернулись.
Обращаясь ко мне, Л. 3. Мехлис спросил:
— А вы с какими задачами прибыли к нам?
— Приехал как член Ставки по поручению Верховного Главнокомандующего разобраться в сложившейся обстановке.
— Вот видите, в каком положении мы оказались. Сейчас собираю неорганизованно отходящих. Будем на сборных пунктах довооружать и формировать из них новые части.
Из разговоров с Л. 3. Мехлисом и А. Ф. Анисовым я узнал очень мало конкретного о положении войск Резервного фронта и о противнике. Сел в машину и поехал в сторону Юхнова, надеясь на месте скорее выяснить обстановку.
Проезжая Протву, вспомнил своё детство. Всю местность в этом районе я знал прекрасно, так как в юные годы исходил её вдоль и поперёк. В десяти километрах от Обнинского, где остановился штаб Резервного фронта, моя родная деревня Стрелковка. Сейчас там остались мать, сестра и её четверо детей. Как они? Что, если заехать? Нет, невозможно, время не позволяет! Но что будет с ними, если туда придут фашисты? Как они поступят с моими близкими, если узнают, что они родные генерала Красной Армии? Наверняка расстреляют! При первой же возможности надо вывезти их в Москву.
