Почувствовав небывалый прилив энергии, Аркадий развернулся и, позабыв про курицу, побежал домой, твердо решив, что непременно отправится в музей, дабы взглянуть на этого Марченко. После стольких дней вынужденного бездействия художник ощущал себя, словно гончая, взявшая след. Он ворвался в квартиру, озадачив сестру скорым возвращением без того, за чем был послан, азартным блеском глаз и здоровым румянцем во всю щеку. Лихорадочно переодеваясь и торопливо заглатывая раскаленный жиденький суп, Аркадий теребил сидящего у камина профессора:
– Папа, тебе знаком доцент Марченко?
– Александр Васильевич? – закрывая английский журнал, неспешно ответствовал старик профессор. – Само собой. Интереснейший человек. Публикует в журналах не лишенные познавательности статьи. Кажется, в декабрьском номере «Жизни для всех» за одиннадцатый год мне попадалась примечательная статейка «Душа природы» за его авторством. Помнится, там довольно убедительно говорилось о перевороте в научном мире, который того и гляди вызовут открытия в области лучистой энергии. Особенно запомнилась редакционная сноска. Что-то о том, что существует предание, будто бы человечество уже переживало сотни тысяч лет назад степень культуры, не ниже нашей. И, представьте себе, дети мои, якобы остатки этой культуры передаются из поколения в поколение тайными обществами.
Аркадий сделал понимающее лицо, прожевал и спросил:
– Он, должно быть, розенкрейцер?
– Кто, Марченко? – Профессор вскинул бровь. – Отнюдь. Скорее, мистик. Работает в институте мозга у Бехтерева. Проводит какие-то опыты в области передачи мысли на расстоянии. Многие считают его шарлатаном, но я полагаю, Александр Васильевич искренне заблуждается в своих теориях насчет притаившихся в Тибете сверхрас.
– Это же теория Блаватской, – оживился не чуравшийся теософии Аркадий.
– И Елены Блаватской с ее теософами, – закивал головой старик, – и Сент-Ива де Альвейдера, и черт знает кого еще. В наши дни этих обществ развелось – тьма-тьмущая. Не терплю их. Все они лживы и искусственны и производят впечатление дешевых театральных декораций. Как по мне, так гораздо честнее коммунисты, открыто проповедующие атеизм и призывающие верить в их светлое коммунистическое будущее. Если уж и мечтают подчинить себе мир, так хотя бы объявляют об этом во всеуслышание.
– А говорят, – понизив голос, выдохнула Марина, – что этот Марченко – большой любитель женщин. Да и дамочки от него без ума. Представьте себе, он мирно уживается под одной крышей сразу с двумя женами – бывшей, Ириной, и, так сказать, действующей супругой – Ядвигой. Последняя – из его учениц и поклонниц. А про запас Александр Васильевич держит при себе еще несколько учениц, на случай, если наскучит действующая супруга.
– Полно, голубушка! – сердито насупился старик. – Как не совестно сплетни пересказывать! Аркадий, – обернулся он к сыну, – а почему ты спрашиваешь о Марченко?
– Он сегодня лекцию читает в Политехническом, – поднимаясь из-за стола, пояснил юноша. – Пойду, послушаю.
– Дениску возьми, – предложила Марина. – Через полчаса он вернется с музыки.
– Не думаю, что ребенку нужно слушать наукообразные бредни Александра Васильевича, – охладил ее пыл отец.
– Ну нет, так нет. Пусть Аркаша один сходит, развеется.
Обрадованная оживлением брата, Марина порхала вокруг мужчин беззаботной пташкой, лишь изредка лицо ее омрачалось тревогой из-за длительного отсутствия мужа.
Заблаговременно выйдя из дома, Аркадий, пребывая в приподнятом настроении, прошелся пешочком до музея и за пятнадцать минут до начала лекции уже сидел в одном из первых рядов. Под гулкими сводами просторного лекционного зала публики собралось преизрядно, в основном на малиновых бархатных сиденьях нетерпеливо ерзали молоденькие барышни, в ожидании докладчика, не сводившие со сцены широко распахнутых глаз.
Встречались и товарищи в форме сотрудников НКВД, и Аркадий решил, что энкавэдэшники здесь с надзирающей функцией. И вот по залу пронесся взволнованный ропот, и на сцену вышел представительный господин в очках с коротко стриженным седым ежиком густых жестких волос. Добротный костюм как влитой сидел на его высокой плотной фигуре. Откашлявшись, доцент Марченко хорошо поставленным голосом заговорил:
– Даже самый суровый скептик не может отрицать, что на протяжении всей истории человечества были люди, которые знали больше остальных и умело применяли свои знания на деле. И это действительно так. Золотой век, то есть Великая Всемирная Федерация Народов, построенная на основе чистого идейного коммунизма, господствовала некогда на всей земле. И господство ее насчитывало около ста сорока четырех миллионов лет.
– Ого, как много! – послышался из зала удивленный выкрик, но лектор не обратил на него внимания, продолжая свою мысль.
Доцент мерно гудел, словно большой шмель, и от его голоса уставшего с дороги Аркашу стало клонить в сон.
– Один из таких людей – французский исследователь древнейшей науки Сент-Ив. Ученый изобрел универсальный инструмент – Археометр, – сквозь пелену сна долетало до художника.
В зале зажужжало. Вольский заставил себя приоткрыть глаза и взглянуть на светящийся экран, где появилась увеличенная линзой диапроектора диаграмма. И тут же сонливость Аркадия как рукой сняло. В одном из углов изображенной на диаграмме сложносочиненной фигуры художник узнал рисунок, что переносил с серебряной флейты из Соловецкого монастыря. Глядя на знакомые значки, Аркадий уже не слушал докладчика. Он думал, что во имя Лидочки просто обязан подойти к доценту Марченко и познакомиться с ним.
Занятый своими мыслями, юноша не заметил, как лекция закончилась. Поднявшись с бархатного кресла и пропуская идущих мимо взволнованных зрителей, Аркадий стоял в нерешительности, не зная, как ему поступить. Пальцами запущенной в карман правой руки он перебирал обрывки рисунка, дающего формальный повод подойти к лектору и познакомиться с ним поближе. Ибо художник чувствовал, что этот обаятельный словоблуд вполне мог околдовать своими псевдонаучными теориями доверчивую Лидочку. Да и розу с крестом на воротничке ее блузки нельзя сбрасывать со счетов.
Решившись, юноша устремился к лестнице, ведущей на сцену. Взбежал по ступенькам и приблизился к раскрасневшемуся Марченко, отвечающему на поздравления окруживших его дам. Дождавшись, когда лектор обернется в его сторону, проговорил:
– Александр Васильевич, позвольте представиться. Начинающий художник Аркадий Вольский.
– Очень приятно, товарищ Вольский. – И не без самодовольства добавил: – Меня вы, надеюсь, знаете. Как вам лекция?
– Лекция хороша. И про Археометр занятно было послушать. Тем более что я совсем недавно видел предмет, декорированный фрагментом вашей Универсальной схемы.
– Что вы говорите? – Марченко заинтересованно шагнул к собеседнику. – В самом деле? И где же вы его видели, позвольте полюбопытствовать?
