У каждого беженца обострено чувство дома. Поскольку после матча я не собирался работать в Порце и, конечно, жить там, я перед отъездом на Филиппины снял квартиру в Швейцарии, в Волене, заплатил за четыре месяца вперед. Квартира была пуста; мебель я собирался перевезти из Порца после матча.
Кто будет руководителем моей группы, у меня не было сомнений. Матч предстоял серьезный; советские всегда во всеоружии. Защищать мои интересы должна была женщина, которая родилась в Вене, а в возрасте 19-ти лет была похищена советской разведкой и увезена из Австрии в Воркуту. Так называемое «особое совещание», тройка людей, заменявшая суд в Советском Союзе, по вздорному обвинению — «агент американской разведки» — присудила ее к 20-ти годам тюремного заключения. Она отсидела в концентрационном лагере в Воркуте 10 лет, хлебнула лиха. Зато она узнала, что представляет собой советская власть, советское правосудие, имела полное представление, кто был ее противник — руководитель советской делегации, полковник юстиции в отставке, бывший помощник главного прокурора советской армии В. Батуринский. Петре Лееверик предстояла серьезная работа в Багио. Кстати, назначение ее на пост руководителя группы одобрил и президент ФИДЕ профессор Эйве.
За пару дней до отъезда мы прочли в газете «Советский спорт» заметку «Перед дальней дорогой»: «Когда человек собирается в дальний путь, чтобы делать большое, нужное для всей страны дело, друзья провожают его добрыми напутственными словами. Сегодня их услышал Карпов…»
Еще бы не большое, еще бы не важное! После моего бегства из СССР там постарались изъять из обращения всю шахматную литературу за 25 лет, где упоминается мое имя! Партии, сыгранные гроссмейстерами против меня, предавались забвению, книги, где упоминается мое имя, не принимались в букинистических магазинах. И имя этого человека снова предстояло публиковать на страницах газет…
Глава 18 И ГРЯНУЛ БОЙ!
В первых числах июля прилетели в Манилу. Моя группа в составе пяти человек и советские — 14 членов делегации. На следующий день — первая пресс-конференция советских. Выступает шеф, Батуринский. «Мы приехали играть в шахматы, в чистые шахматы». Почему-то никто из журналистов не спросил: если они приехали именно с этой целью, почему их так много. На вопрос о моей семье — тот же придурковатый ответ: «Мы приехали играть в шахматы, больше ничего не знаем». Советские не обнародовали, кто был в составе их делегации, не спешили раскрыться. Через несколько дней Кампоманес позволил нам ознакомиться с составом советской группы. Там было три тренера — Балашов, Зайцев, Таль. Последний был замаскирован под корреспондента «64»; несколько специалистов призваны были следить за здоровьем чемпиона — врач, спортивный тренер, повар, психолог-парапсихолог, телохранитель. А также группа лиц, чтобы поддерживать матч на должном юридическом уровне — шеф-юрист, два переводчика, пресс-атташе. По самым скромным подсчетам, в группе было 6 агентов КГБ. По ходу матча к Карпову наезжали В. Ивонин, Е. Васюков, председатель шахматной федерации СССР В. Севастьянов, работники посольства СССР в Маниле…
Моя пресс-конференция состоялась на следующий день. Я зачитал письмо Брежневу с просьбой выпустить мою семью. Отметил, что человек с таким прошлым, как Батуринский, не имел права возглавлять делегацию на матче на первенство мира. Пользуясь присутствием Таля на конференции, я бросил ему упрек, что он, гроссмейстер, пишет про меня гадости в советской прессе. Кстати, меня спросили, не опасаюсь ли я за свою жизнь. Я ответил, что нужен Карпову как партнер, и если проиграю, то все в порядке. Ну, а если выиграю — тогда уж точно мне следует опасаться за свою жизнь. Правильный вопрос и прозорливый ответ!
Приехали в Багио. Президентом ФИДЕ образовано жюри матча. Довольно объективно: Батуринский и Лееверик, Малчев (Болгария) и Эдмондсон (США). И еще три человека, которые в связи с занимаемыми ими постами должны быть объективны: главный судья Л. Шмид, организатор матча Кампоманес и председатель Лим Кок Ан. На первом же заседании сторон — важные вопросы. Обсуждаются флаги и гимны участников. С Карповым все ясно. У него флаг и гимн Советского Союза. А со мной? Речь ведь идет не об украшении на шахматном столике, а о равенстве прав двух участников матча. Батуринский требует, чтобы я играл с табличкой «без гражданства», жюри против, они считают, что мне нужно дать швейцарский флаг. Батуринский исчерпал все аргументы. Тогда он в бешенстве кричит: «Я ответственный представитель советского государства. Если у Корчного будет флаг, мое правительство не согласится начать этот матч!» И хлопает дверью… В порядочном обществе такое поведение квалифицируется как шантаж, как орудие терроризма, но черный полковник на службе государства-медведя не стыдится вести себя как бандит. Далеко не последний раз в течение этого матча. И на завтра жюри сдается: большинством 4:2 при одном воздержавшемся меня лишают флага и — само собой разумеется — юридического равенства в матче.
В связи с решением жюри я получил несколько теплых писем. Особенно приятно было получить вот такое письмо из штата Техас: «…Вы производите впечатление человека, который не боится нести ответственность за свои убеждения. Такие люди — редкость в мире. Здесь, в Техасе мы восхищаемся людьми такой целостности характера. Мы предлагаем Вам самое ценное, что у нас есть — флаг Техаса. Одинокая звезда символизирует самобытность Техаса. Пусть Божья длань придаст Вам силы! P.S. Желаем Вам приколоть продубленную Вами шкуру Вашего противника к Вашему сараю! Вин Харрис, Джеймс Мансур». К письму была приложена посылка со знаменем штата Техас.
На открытии матча присутствовал президент Филиппин Ф. Маркос, а также советский посол в Маниле Михайлов. Я колебался — должен ли я вставать при исполнении советского гимна. Проблемы мои разрешились, когда вместо гимна СССР заиграли «Интернационал», гимн компартии. Маркос встал, видимо, не зная, что это за музыка. А мы с фрау Лееверик остались сидеть… Почему «Интернационал» — осталось невыясненным. Через несколько лет А. Рошаль выдумал историю, что кто-то сел на пластинку с гимном СССР, сломал ее. А объяснить, откуда взялась пластинка с «Интернационалом», у пресс-атташе Карпова не хватило фантазии…
Расписание дней игры было составлено за несколько месяцев. Там значилось, что игра будет по понедельникам, средам, пятницам. Позднее Кампоманес передвинул расписание на один день. Ввиду бессвязности предложенного им объяснения, ясно было, что сделал он это по требованию советских. Карпов — на редкость суеверный тип. В Советском Союзе понедельник считался невезучим днем. А мое мнение по ходу этого матча никого не волновало. Матч начался во вторник…
Первые четыре партии без больших волнений закончились вничью. Замечены были странности в поведении советских: в середине партии Карпову принесли питание, которое он тут же съел. Советские сказали, что это йогурт. Дело было не в названии и даже не в содержании, а в принципе. Согласно правилам ФИДЕ, связь игрока со зрительным залом запрещена. Я всегда беру что-нибудь на игру — чай, шоколад. А вот Карпов предпочел, чтобы ему приносили. Жюри обсуждало эту проблему целый день. К сожалению, английская часть моей группы не склонна была рассматривать проблему серьезно, поэтому протест, написанный Кином, носил юмористический характер и так, к сожалению, он пошел в мировую прессу. Им, англичанам, не хватало политического сознания, не хватало понимания, что матч носит политический характер, и потому можно и следует ожидать любых трюков с советской стороны. Мне же, единственному, ситуация была совершенно ясна: в середине партии Карпова подкармливали наркотиком. Зачастую после кормежки он начинал строчить ходы, как из пулемета. Почему он опасался оставлять свой йогурт на сцене? Могло случиться, что удалось бы взять его еду на химический анализ. Я не специалист в медицине, но его йогурт, по-видимому, содержал кортизон. Впоследствии и в других матчах он принимал этот наркотик регулярно и, как следствие, — значительно прибавил в весе.
