В очередном чемпионате СССР я был успешен. Выиграть турнир мне не хватило энергии, но я разделил второе место (с Таймановым). За этот успех я был награжден поездкой за границу, на международный турнир в Бухаресте.
Я сознательно называю здесь имя и отчество моего противника. Для жителя Западной Европы выходцы из Советского Союза были десятки лет на одно лицо: армянин Петросян, грузинка Гаприндашвили, еврей Ботвинник, украинец Иванчук — все были «советские русские»! Так вот — Нежметдинов не был русским. Это был татарин из города Казань, ныне столицы автономной республики в составе России — Татарстан.
Я впервые увидел Нежметдинова в апреле 1945 года. Все еще продолжалась война с Германией, а в Ленинграде проходил полуфинал 14-го чемпионата СССР. Я был там демонстратором. А он приехал туда как запасной участник. Приехал, как мне показалось, прямо с фронта, в запыленной армейской шинели, с нашивками на гимнастерке — напоминанием о полученных ранениях. Кандидат в мастера Нежметдинов, в чине младшего офицера, был по возрасту старше многих участников того турнира. Но я почувствовал неиссякаемую энергию этого человека, огромную любовь к шахматам.
Прошло 9 лет. Мне разрешено впервые в жизни принять участие в международном турнире. Поскольку выезды из СССР были тогда большой редкостью, власти старательно готовились к каждой поездке, продумывая всевозможные детали и, особенно, состав делегации. И финансовые проблемы. Жизненный уровень в СССР резко отставал от европейского. Чтобы не ударить лицом в грязь, считалось необходимым помочь выезжающим одеться получше. Так, накануне поездки я получил в Комитете спорта так называемые «подъемные», или «экипировочные». Выдавались эти деньги не чаще раза в год. Не помню точную сумму — то ли 1200, то ли 1400 рублей. Помню, что сумма эта несколько превышала месячную зарплату трудящегося. Помню, что на эти деньги я тут же в московском магазине приобрел новый костюм — для студента покупка немаловажная, для советского студента — в особенности.
Итак, в Бухарест прибыла делегация советских шахматистов — С. Фурман, Р. Холмов, Р. Нежметдинов, В. Корчной и два тренера — А. Лилиенталь и А. Сокольский. Были еще два человека — руководитель делегации и его заместитель. Такие люди, как правило, от поездки к поездке менялись и фамилии их исчезали из памяти. Руководитель был обычно из партийных органов, заместитель — из КГБ. Будучи в роли переводчика, заместитель имел функции — следить за поведением своих и заниматься шпионской деятельностью на месте.
И вот первая партия в турнире, я играю против Нежметдинова: Вообще, братоубийственные схватки — занятие, не рекомендованное советским руководством, но мы с Нежметдиновым любим шахматы, мы будем бороться.
Однако получилась ничья.
А партия оказалась важной в борьбе за первое место. Мы с Нежметдиновым, опередив всех остальных, перед последним туром имели равное количество очков. В последний день я быстро сыграл вничью с О’Келли, а он проиграл Фурману. Вот так мне удалось стать победителем первого в моей жизни международного турнира.
Тот турнир запомнился не только напряжением борьбы. Впервые в жизни я повстречал людей из другого мира, бесспорно несоветских. Было о чем подумать… И еще получил первые практические уроки английского языка. Я ведь учил английский с пятого класса средней школы, занимался языком и в университете, в своей группе считался одним из лучших. Но впервые мне довелось разговаривать с живым англичанином в возрасте 23-х лет. Это был Роберт Вейд. Первый шахматный профессионал Британской империи видел, как трудно мне давались первые шаги в изучении иностранного языка. Как опытный педагог, он разговаривал со мной не спеша, употребляя простейшие фразы. А я прямо кожей ощущал его милосердие и все равно очень мучился. Зато я запомнил доброго новозеландца на всю жизнь…
В Бухаресте у нас была переводчица. Я ей что-то сказал, она не поняла и переспросила: «Пожалуйста?» Она не сказала, как мы часто делаем, «Что?» или «А?» Люди разговаривают совсем по-другому. В ресторане я услышал западную музыку, такая в Советском Союзе не звучала. Роза дала мне в Румынию лучшие рубахи, которые у меня были, все шло нормально. Потом приехали в Норвегию, нас первым делом пригласили в советское посольство, там посмотрели на меня и сказали довольно резко: «Потрудитесь пойти и купить однотонную рубашку! Здесь такие не носят». Заметил я, что в Румынии принудительно изучают русский язык. Помню первый разговор с иностранцем. Одна девочка стала разговаривать со мной, и я спросил: «Вы немного знаете русский язык. Откуда?» «Домой», — сказала она. С ними надо разговаривать без идиом, аккуратней! Я стал покупать словари: русско-румынский, русско-венгерский… Со временем, когда я уже прилично овладел английским, я перешел на двуязычные словари: англорумынский, англо-венгерский — мне это было интересно, чтобы и английский глубже изучать. Недавно я был в Молдавии, где мне присвоили звание почетного доктора, и я удивил хозяев знанием некоторого количества румынских слов. В Москве на презентации своей книги я написал человеку из Эквадора на книжке несколько слов по-испански; он удивился и очень обрадовался.
Меня интересуют языки в сравнении друг с другом. Например, насколько ближе по построению слов немецкий язык к русскому, чем английский. Или возьмем такое слово — «гордо». По-испански и по-итальянски это означает «толстый». А представьте себе, кто были самые гордые люди 500 лет назад? Чистая связь языков. Или что мы знаем о румынском языке? «Прост» по- румынски — это дурак. А «просто» — это дура. Вот так я изучаю языки.
Вернемся к шахматам: за совокупность успехов осенью 1954 года ФИДЕ присвоила мне звание международного мастера. Одновременно со мной это звание было присвоено легендарному человеку — Федору Богатырчуку, в то время уже жителю Канады. Богатырчук — один из первых советских мастеров. О его практической силе говорит счет с М. Ботвинником — 3,5:1,5 в пользу Богатырчука. Крупный врач-рентгенолог, он снискал популярность, глубокое уважение киевлян. Во время войны с Германией Киев был оккупирован немцами два года. Когда Красная армия вынудила немцев отступать, Федор Богатырчук, который не мог простить большевикам мучения Украины при коллективизации, принял решение уйти вместе с немецкой армией… Спустя лет 15 в Германии готовилась книга об истории шахмат. Главу о советских шахматистах было поручено написать А. Котову и М. Юдовичу. Эти люди, фальсификаторы истории, ухитрились не упомянуть Богатырчука ни единым словом!
Мы с Богатырчуком несколько лет вели дружескую переписку…
Очередное первенство СССР являлось отборочным к первенству мира. Но мне было не до отбора. Я провалился в турнире, выиграл всего одну партию и занял предпоследнее место. Я ломал голову — что случилось? Я очень переживал. В доброжелательном тоне высказался обо мне в критической статье о турнире Бронштейн: «Ленинградцы должны помочь Корчному преодолеть переживаемый им кризис. Уже в 21-м чемпионате у него были симптомы недооценки партнеров, желания выиграть любым способом любую позицию без достаточных объективных предпосылок. Теперь, при более сильном составе, он после нескольких неудач потерял веру в себя, но для этого у него нет никаких оснований». А я понял — для успеха нужна хорошая шахматная подготовка, нужно быть в форме физически, нужно хорошее настроение, фонтан энергии и безмерное желание победить!
