– Всеволод Федорович. Да присядьте же наконец! На вас лица нет!
– Да уж… Сейчас. В кресло… Благодарю. Крикните в машину, пусть еще добавят…
Еще пара минут, и за кормой остались и «Такачихо» с «Нийтакой». «Нийтака» сначала дисциплинированно повторил за «Такачихо» маневр уклонения, потом его командир, увидев, что мина все равно идет прямо в борт, положил руль еще круче влево, и теперь от стройного японского кильватера остались одни воспоминания. Каждый крейсер разворачивался и ложился на курс преследования самостоятельно. Но главное, все они, кроме отставшего от своих «Нанивы», были теперь, черт побери, за кормой!
На мостике «Нанивы» каперанг Вада, убедившись в том, что его худшие опасения – остаться на поврежденном крейсере один на один с «Варягом» – становятся реальностью, предпочел отвернуть к правой кромке фарватера заранее. В этот момент у русских на правый борт могли стрелять четыре шестидюймовки из шести, причем прицельно – только две. На остальных были сбиты прицелы, и их огонь был скорее демонстративным.
На уже оставшемся за кормой «Варяга» единственном японском трехтрубнике – «Нийтаке» – во время разворота на курс преследования разорвало баковую шестидюймовку. Из расчета, на своей шкуре испытавшего эффективность родного шимозного боеприпаса вкупе с зарядом кордита, уцелели двое. Это приписали удачному попаданию русского снаряда, ударившего якобы прямо в ствол,
[45] но истинной причиной произошедшего была длительная стрельба с максимальной скорострельностью без чистки орудия. Медь от сорванных поясков снарядов медленно, но верно накапливалась в нарезах орудийного ствола. Он постепенно перегревался, что вело к его расширению и деформации. И, наконец, настал момент, когда очередной снаряд просто заклинило в канале в момент выстрела. Добавьте к этому сверхчувствительность и скверный характер шимозы – в результате от пушки и прислуги практически ничего не осталось.
Та же судьба после часа беспрерывной стрельбы ожидала бы и половину орудий «Варяга». Но приказ Руднева о прочистке стволов проволочными банниками и салом, столь негативно оцененный старшим артиллеристом, избавил пушки и их расчеты от незавидной судьбы погибнуть от собственных снарядов. В отличие от моряков начала века, Карпышев не раз читал о данной проблеме, которая впервые проявилась именно во время этой войны из-за возросшей скорострельности новых артсистем.
На самом деле единственный шестидюймовый снаряд, попавший в «Нийтаку» при сближении крейсеров, не нанес ей никаких значимых повреждений. Два аккуратных отверстия на входе и выходе в кладовую сухой провизии и полсотни килограммов риса, превращенного в рисовую пудру, между ними.
* * *
«Варяг» уходил. Носовые орудия уже не могли вести огонь по «Наниве». «Нийтака» только ложился на курс преследования, а «Акаси» предстояло обходить раскорячившегося в развороте поперек фарватера «Такачихо». Строй японцев сейчас лучше всего описывался словом «куча», причем, с эпитетом «беспорядочная». Централизованное руководство отрядом, и так не слишком удачное, было утрачено окончательно.
На русском крейсере наконец-то раскочегарили машину до уровня, отдаленно напоминающего продемонстрированный в Филадельфии на сдаточных испытаниях. Несмотря на пессимизм механика, сутки подготовки, душ ледяного масла на подшипники, полуторная смена кочегаров и, главное, осознание всеми того факта, что на кону стоят их жизни, разогнали «Варяг» до вчера еще немыслимых двадцати двух узлов.
Кормовые орудия продолжали всаживать снаряды куда-то в сторону постепенно отстающих японцев, а расчетам уцелевших носовых и бортовых теперь предстояла совсем другая работа – отражение минной атаки. Корабельная русская рулетка начала XX века. Не успеешь всадить пару-тройку мелких или один крупный снаряд в низкую, летящую по волнам тень миноносца до того, как он подойдет на расстояние менее полукилометра, – получи в борт подарок с сотней кило взрывчатки.
А где-то там впереди, на крейсере 3-го класса
[46] «Чихайя», лихорадочно поднимали пары в двух, пока еще холодных котлах, в отчаянной попытке предупредить транспортные пароходы с войсками о немыслимой еще утром угрозе – «Варяг» вырвался из Чемульпо! Никто на японских кораблях накануне не принимал такую возможность всерьез. «Чихайю» отправили к выходу из бухты для проформы, и, зная об этом, на корабле даже не поддерживали пары в половине котлов, так как и двух оставшихся вполне хватало для поддержания экономичного хода. Теоретически японский «крейсерок» почти не уступал «Варягу» в скорости, двадцать один узел против двадцати трех, но «Варяг»-то уже шел на двадцати двух, а вот «Чихайе» еще предстояло разгоняться с восьми.
Так или иначе, но как сам его командир, капитан 2-го ранга Фукуи Масоеми, так и все подчиненные ему офицеры, четко понимали свой долг – они были обязаны предотвратить или хотя бы отсрочить атаку «Варяга» на беззащитные трампы, пусть даже ценой своих жизней и потери корабля. Поэтому, выжимая все возможное из машин, их кораблик устремился в сторону транспортов, ожидавших исхода гремевшего у Чемульпо боя. Сигнальщики непрерывно отстукивали семафором в их сторону один и тот же сигнал: «Немедленно сняться с якоря. Рассеяться и уходить в море».
А если «Варяг» погонится за купцами, «Чихайе» придется встать между ним и транспортами. Вряд ли они смогут продержаться против русского большого крейсера более получаса, но что еще остается делать?
На «Варяге» тем временем сигнальщики дотащили-таки на ют ходовые шары, о которых говорил Руднев, и с дружным гиканьем «раз, два, взяли» сбросили их по одному в брызги и пену кильватерного следа. Туда же отправился и глобус из кают-компании, все одно закопченный пожаром до состояния полной черной однотонности и к дальнейшему использованию непригодный. В другое время японцы скорее всего проигнорировали бы эту суматоху на варяжском кормовом балконе. Но сейчас у Фортуны были другие планы.
Со стороны рейда Чемульпо один за другим донеслись два приглушенных расстоянием громовых раската. Оглянувшиеся на звук первого матросы на японских кораблях успели во всей красе рассмотреть султан второго подводного взрыва, вставший у борта «Чиоды». Это случилось, когда, управляясь машинами, поврежденный крейсер медленно обходил торчавшие из воды поломанные мачты и часть надстроек покойного «Сунгари». Усмотрели драму «Чиоды» и глазастые сигнальщики с варяжского грота-марса. По палубам и плутонгам русского крейсера вновь прокатилась волна ликования, гремело раскатистое «ура!!!» подхваченное моряками даже в низах корабля.
