Прежде всего, это Жасмин – чернокожая домоправительница, мастерица на все руки, обладавшая совершенно неотразимой внешностью (надеюсь, мы еще вернемся к этому, потому как я не могу устоять перед красотой), бывшая любовница Квинна. Их маленький сын Жером рожден, естественно, до того, как Квинн превратился в вампира. Мальчишке четыре года. В белых теннисках на несколько великоватых для его роста ногах он носится вверх-вниз по винтовой лестнице – просто так, для веселья. Большая Рамона, бабушка Жасмин, величественная черная леди с седыми, собранными в узел на затылке волосами, готовит ужин (один Бог знает для кого) в кухне и разговаривает сама с собой. Голова ее при этом трясется. Внук Большой Рамоны Клем – отлично сложенный мускулистый мужчина с гладкой темной кожей, одетый в черный костюм с галстуком, – стоит возле парадного входа и смотрит вверх, по лестнице. Клем был личным шофером недавно ушедшей из жизни хозяйки дома, тетушки Куин, по которой все еще безмерно скорбят все домашние. Он обеспокоен тем, что происходит в спальне Квинна, и не без оснований.
Старый учитель Квинна Нэш сидит у холодного в летнее время года камина в своей спальне, расположенной в конце коридора второго этажа, и беседует с тринадцатилетним Томми Блэквудом. По кровному родству Томми приходится Квинну дядей, но по сути вернее назвать его приемным сыном. Молодой человек производит благоприятное во всех отношениях впечатление. Он тихо оплакивает смерть великой леди, о которой я уже упоминал и с которой он три года путешествовал по всей Европе. «Период становления» – так мог бы назвать эту пору его жизни Диккенс.
На заднем дворе особняка бьют баклуши механики Аллен и Джоэль. Они сидят в открытой и освещенной части гаража, читают «Уикли уорлд ньюс» и буквально заливаются смехом, а из телевизора тем временем доносится громкий рев трибун – идет трансляция футбольного матча. Один гигантский лимузин стоит напротив парадного входа в особняк, второй – на заднем дворе.
Что касается самого дома, позвольте добавить несколько деталей. Мне он нравится. Я нахожу его пропорциональным – качество, не всегда присущее американским домам, построенным в стиле греческого Возрождения. Но этот стоящий на возвышенной террасе красавец с огромными окнами, смотрящими на обсаженную ореховыми деревьями подъездную аллею, выглядит более чем привлекательно и гостеприимно.
Каков он внутри? Американцы называют такие комнаты гигантскими. Все вылизано, нигде ни пылинки. Кругом зеркала, каминные часы, стены увешаны портретами, полы устланы персидскими коврами. И неизбежное соседство мебели красного дерева девятнадцатого века с копиями классического Хэпплуайта
[5] и Людовика XIV, дабы создать впечатление так называемого традиционного, или старинного, стиля. Каково? И над всем этим царит непрерывное гудение массивных кондиционеров, которые дарят не только волшебную прохладу, но и создают особую атмосферу, столь изменившую в последнее время Юг.
Знаю, знаю. Мне следовало бы сначала описать место действия, а потом уж перейти к рассказу о персонажах моего повествования. Ну и что? Я не думал логически. Я судорожно размышлял. И не мог просто взять и выкинуть из головы гибель Меррик Мэйфейр.
Квинн конечно же, заявил, будто видел, как Небесный Свет принимает преследовавшего его духа и Меррик Мэйфейр. Для него сцена на кладбище была своего рода богоявлением и не имела ничего общего с тем, что предстало моим глазам. Я видел только, что Меррик принесла себя в жертву. Я рыдал, вопил, сыпал проклятьями.
Ладно, хватит о Меррик. Но держите это имя в голове, потому как она еще может появиться в моей истории. Как знать, вдруг мне захочется снова сделать ее участницей событий. Я не исключаю такой возможности. В конце концов, кто командует на страницах этой книги? Ладно, не принимайте мои слова всерьез. Я обещал вам историю, и вы ее получите.
Дело в том, что события в главном доме не позволяли мне тратить время на причитания. Меррик Мэйфейр ушла от нас навсегда. Ушла незабываемая, жизнелюбивая тетушка Куин.
Горечь потери осталась в прошлом, горечь потерь ждала меня впереди. Но в тот конкретный момент происходило нечто невероятное, из ряда вон выходящее, и я должен был, не мешкая, прийти на помощь моему драгоценному Квинну.
Конечно же, никто не принуждал меня проявлять интерес к жизни обитателей главного дома.
Я мог просто взять и уйти.
Квинн, недавно обращенный вампир, попросил Лестата Великолепного (да, мне нравится этот титул) помочь ему избавиться от Гоблина, и теперь, когда Меррик забрала злобного духа с собой, мне нечего было делать в особняке. Я мог бы умчаться на мотоцикле в сумеречную даль, а вся здешняя челядь стояла бы с открытыми ртами и вопрошала: «А кто он вообще такой, этот разодетый пижон?» Но я не счел возможным оставить Квинна.
Квинн оказался в плену у смертных. А я любил его, очень любил. Он был крещен Темной Кровью всего двадцати двух лет от роду. Фантазер и мечтатель. Неосознанно притягательный и неизменно добросердечный, страдающий ночной хищник, он питался только кровью отпетых злодеев. Квинн любящий и дарящий радость.
(Любящий и дарящий радость??? Как я, например? Итак, малыш допустил ошибку. Помимо всего прочего, я настолько любил Квинна, что разыграл для него чертовски хороший спектакль. Можно ли поставить мне в вину то, что я предан людям, которые пробудили во мне любовь? Так ли уж это плохо для того, кто навеки обречен быть монстром? Скоро вы поймете, что я все время говорю о своем духовном перерождении. Однако вернемся к сюжету.)
Я способен «полюбить» кого угодно, будь то – мужчина, женщина, ребенок, вампир или сам Папа Римский. Я убежденный христианин и в каждом вижу искру Божию. Но Квинна полюбил бы всякий. Любить таких, как Квинн, просто.
Вернемся к нашим баранам, то есть в спальню Квинна, где он переживал очень непростой момент.
Еще до нашего пробуждения в тот вечер (я спал в одном из своих тайных убежищ с высоким, голубоглазым, темноволосым юношей) в особняке появилась смертная девушка и всех там перепугала до ужаса.
Именно по этой причине Клем с тревогой смотрел вверх по лестнице, Рамона бормотала себе под нос, а до безумия взволнованная Жасмин сновала по дому в туфлях на высоких каблуках и нервно заламывала руки. Даже маленький Жером, не перестававший носиться вверх-вниз по винтовой лестнице, чувствовал нервозность обстановки. А Томми и Нэш чуть раньше прервали траурные причитания, чтобы взглянуть на эту девушку и предложить ей свою помощь.
Мне не составило труда проникнуть в мысли всех обитателей дома и разобраться в происходящем, понять, что там происходит нечто запредельное. Пролез я и в сознание Квинна.
А еще я сумел внедриться в мозг той самой смертной девушки, пока она, сидя на заваленной прекрасными цветами кровати, разговаривала с Квинном.
Поначалу мою голову заполнила какофония из чужих эмоций и мыслей, и я, отважный и неустрашимый, даже немного запаниковал. Совершить Обряд Тьмы? Сотворить еще одно подобное себе существо? Горе-то какое! Какое мучение! Караул! Убивают! Полиция!
