Дарья подбежала к стойке возле раковины, схватила нож, которым утром нарезала овощи, готовясь к Полянкиному дню. Повернулась к Виктору, оскалившись и сжимая оружие в дрожащей руке. Перед глазами плясали черные точки, в голове, как заезженная пластинка, звучала единственная мысль: «Гроза привела беду!»
Виктор всплеснул руками.
— Ну надо же! Решила устроить небольшой форс-мажорчик? Смело, ничего не скажешь! И что теперь, а?
Дарья смотрела ему в глаза. Ей казалось, что за маской скрывается морда зверя. Медленно, шаг за шагом, она начала продвигаться к дверному проему, пальцы на рукоятке ножа побелели от напряжения.
Виктор вздохнул.
— Не стоило тебе все усложнять. Ох, не стоило…
Он положил бритву на стол, шагнул к Дарье, с небрежной легкостью схватил ее за запястье и вывернул руку. Нож с лязгом упал на пол. Дарья скривилась от боли, но сдаваться не собиралась, ведь были еще ногти! Из ее груди вырвался вопль. Она скрючила пальцы: еще миг, и ногти вонзятся в глаза этой мрази…
Но Виктор опять оказался быстрее: его кулак безжалостно врезался в висок Дарье. Она охнула, ноги подкосились, комната перед глазами закружилась, и сознание полетело в пропасть со скоростью метеора.
— Не стоило все усложнять, девочка! — прохрипел Виктор и ударил еще раз. — Не стоило…
Несколько секунд он глядел на потерявшую сознание Дарью, после чего взял со стола бритву, опустился на колени и, затаив дыхание, вырезал на лбу женщины «молнию», наподобие той, что рисуют на электрических щитках.
— Вот и все, — прошептал он, поднимаясь. Тряхнул рукой, сбрасывая с лезвия капли крови. — Вот и все. Теперь твой черед, Гроза, я свое дело сделал.
Дарья лежала, раскинув руки, кровь из раны заливала лоб, тонкими струйками стекала к вискам. За окном шумел ливень, вспышки молний были уже не столь яркими, гром гремел где-то в стороне. Гроза удалялась.
Виктор положил бритву в карман, вышел из кухни и застал брата спускающимся по лестнице.
— Все нормально?
Свин кивнул.
Спустя десять минут, насквозь промокшие, они уже ехали в «Ниве» прочь от особняка. А еще через минуту сидящий за рулем Виктор заметил, что с братом не все в порядке. Тот молчал, отстраненно глядя на ливень за лобовым стеклом. Лицо — будто каменная маска.
В голову Виктору закралось подозрение, от которого руки покрылись «гусиной кожей».
— Что ты сделал? — прошипел он, нажав на педаль тормоза.
Свин молчал, никак не отреагировав на его слова.
— Что, мать твою, ты сделал?! — Виктор ударил ладонями по рулю. — Говори!
— Я не помню, — последовал тихий ответ. На лице Свина появилось плаксивое выражение, глаза забегали, дыхание участилось. — Я ничего не помню.
Виктор зажмурился, стиснул зубы и долго сидел так, слушая, как грохочет в груди сердце. Он чувствовал себя обманутым, ведь теперь понимал: Гроза не все ему рассказала, и цена за избавление от желтоглазого чудовища оказалась слишком высокой. «Молния» на лбу богатой девочки? Какая чушь! Грозе нужно было не это. В чертов особняк сегодня приехала не одна марионетка, а две. И именно вторая исполнила главную роль.
— Я не помню, — продолжал скулить Свин. — Я ничего не помню…
Он ничего не помнит. Это не его вина. Боже, как же все погано! Виктор снова вдарил ладонями по рулю и поспешно выбрался из машины. Обхватив голову руками, он зажмурился и подставил лицо под струи дождя.
— Прости меня, брат, — доносился из салона скулеж Свина. — Я ничего, ничего не помню…
* * *
Шум дождя зацепился за разум и начал вытаскивать его из небытия. Этот звук не был монотонным, он вибрировал в каждом нерве, отдаваясь болью в голове. Дарья открыла глаза. Четкость зрения пришла не сразу, предметы медленно выплывали из серой пелены, обретая форму и угловатость.
Дарья уперлась руками в пол, села. Кровь стекала по лицу, капала с подбородка на живот. Как далекое эхо, в голове прозвучала мысль: «Кира… комната наверху… дочка там». Дарья поднялась, застонала. В голове не прояснялось, нервы натягивались все сильнее. Пошатываясь, она пошла к выходу из кухни.
Сумрачный коридор. Две горящие изумрудным светом точки в прихожей. Кошка? Должно быть, кошка, кто же еще… Лестница на второй этаж. На этот раз обычно поскрипывающие ступени не издали ни звука. Дарье мерещилось, что этот застывший во мраке коридор, шум ливня, вкус крови на губах — все это нереально, будто она пребывала в вязком кошмаре. Последняя ступенька все же скрипнула — звук отозвался в голове острым разрядом боли.
Дверь в комнату дочки оказалась открытой. Кира лежала на ковре посреди комнаты, губы слегка приоткрыты, застывший взгляд устремлен в потолок, под которым кружились пластмассовые дракончики. Волосы девочки ореолом разметались вокруг головы, вливаясь в общий узор ковра. Во всем этом было что-то кукольное, неестественное… и холодное.
«Она спит… Кира всего лишь уснула… День был долгим…»
Дарья вышла из комнаты, прикрыла дверь. На душе стало спокойно, ведь с дочкой ничего не случилось, она всего лишь устала и теперь спит. Даже скрипнувшая ступенька не потревожила нервы. Боль? Какая мелочь. Боль пройдет, рана на лбу заживет, даже следа не останется, а страшные воспоминания померкнут.
Прошла по коридору, вышла на улицу. Ливень плотной стеной отгородил мир от ее взора. Она спустилась по фасадной лестнице, чувствуя на коже прохладные упругие капли.
«Гроза принесла смерть! — ворвалось в сознание. — Нет-нет, я и Кира остались живы! Гроза ушла, а мы живы!»
— Кира не спит! — прошептала Дарья. — Не спит!
«Она мертва! мертва, мертва, мертва! Росинка мертва!..»
Упала на колени и закричала. Ливень размывал кровь с лица, попадал в рот, глаза.
«…Мертва, мертва! Кира мертва!..»
Она кричала и кричала, загребая пальцами грязь возле колен… кричала, пока красная волна не затопила разум…
«…мертва, мертва!..»
…и Дарья не потеряла сознание.
Глава девятая
Во время ливня, не обращая внимания на боль в ноге, Артур ползал по тоннелю. Он не находил себе места, ему постоянно мерещилось, что бетонная труба становилась все уже и уже. Паника душила его, заставляла лезть на стены. Плотные струи дождя врывались в жерло колодца. Воды в тоннеле было по щиколотку, из нее зловещими островками выглядывали останки журналиста Фролова. Одежда Артура промокла насквозь, шинель — хоть отжимай, шапка-ушанка грязным комом валялась возле завала.
— Тесно. Здесь тесно, — бубнил Артур. — Это неправильно…
Крысы глядели на него, черные бусинки глаз блестели в мутном сером свете. Он больше не боялся этих тварей, тот, кто видел оживший труп, вряд ли устрашится каких-то пожирателей падали. Пускай смотрят, пускай…
