С этими мыслями Дарья взяла телефон и позвонила Константину.
— У меня все готово, — сообщила она, дрожа от волнения. — Вези этих мразей.
— Сегодня ночью, — был ответ. — Жди.
Дарья положила телефон на стол и долго стояла, пытаясь унять бурю эмоций. Она уже жалела, что выбросила все успокоительное, десяток капель валерианки ей сейчас не помешал бы.
Голову под струю холодной воды — вот что поможет!
Через десять минут, мокрая и трясущаяся от холода, она глядела на себя в зеркало и шептала:
— Я выдержу? — На секунду задумалась. — Да, я выдержу. Я выдержу? Да, выдержу. — Взгляд приковал шрам на лбу, дрожь унялась. Теперь голос звучал уверенно, мощно: — Я выдержу? Да, выдержу! Я выдержу? Да, черт возьми, еще как выдержу! — Она прильнула к зеркалу и со злостью выкрикнула своему отражению: — Ты выдержишь, Дарья Сергеевна, чего бы тебе это ни стоило! Уяснила? Ты все выдержишь! Все!
* * *
В два часа ночи к дому на окраине деревни подъехали два черных внедорожника. Из них вышло пятеро крепких мужчин, включая Константина. Для операции «Захват мразей» он выбрал лучших ребят, проверенных. Несмотря на то что предстоящее дело ему представлялось простым, решил все же перестраховаться. Как говорил его тренер по самбо: «Не гляди свысока даже на самого хилого с виду противника. Мелкая шавка ого-го как может тяпнуть».
К тому же был один досадный нюанс — в деревне проживали преимущественно цыгане, народ шумный. Выйдет какой-нибудь ром на крыльцо покурить, заподозрит неладное, да и поднимет кипиш — вмиг толпа набежит, несмотря на глубокую ночь. Тут-то четверо крепких ребят и пригодятся. Подобное развитие событий Константин считал маловероятным, но чем черт не шутит.
Во двор проникли без проблем — дверца в железных воротах оказалась не заперта, — бесшумно проследовали вдоль дома. Двое остались возле крыльца, Константин с остальными поднялся по скрипящим ступеням к двери. Где-то залаяла собака — лениво, басовито. Гавкнула несколько раз и притихла.
Константин кивнул одному из парней: действуй! Тот, не мешкая, вдарил ногой по двери в область замочной скважины. От мощного удара дверь слетела с петель. Снова раздался лай. Теперь настал черед скорости и наглости, пока цыгане не спохватились.
Включили фонари, ворвались в дом. Прихожая. Небольшой коридор. Комната. Лучи фонариков высветили кучерявого типа на диване. Тот хлопал глазами, открыв рот от изумления. Парни скрутили его в считаные секунды, вкололи изрядную дозу снотворного.
Первый готов. Где второй?
Константин заметил в стене проем, занавешенный портьерой под цвет обоев. Другая комната! Он рванул к проему, отбросил портьеру, луч его фонарика скользнул по помещению. Справа мелькнула тень. Константин успел заметить искаженное злобой лицо, прежде чем получил удар в пах. Он согнулся, закряхтел, попятился, проклиная себя за беспечность: попался, как глупый щенок!
Мимо проскользнули его ребята, в комнате началась сумасшедшая игра «Загони зверя в угол». Зверь рычал, швырял в загонщиков все, что под лапу подворачивалось. Один из парней бросился на него, намереваясь сбить с ног, но он с поразительной ловкостью увернулся, перескочил через кровать, схватил лампу со стола и обрушил ее на голову второго загонщика. Лучи фонариков резали темноту на части, скользили по стенам, потолку.
Константин резко выдохнул и, скривившись от боли, устремился в комнату — он не собирался быть не у дел. Выкрикнул, пытаясь сориентироваться:
— Не убейте его, слышите?!
Зверь сорвал с кровати покрывало, набросил его на одного из парней, после чего кинулся к окну, но на подоконник вскочить не успел — Константин был уже тут как тут. Хлестко, ребром ладони, он ударил его по горлу и сразу же — кулаком под дых, еще раз и еще, пока зверь не обмяк и не рухнул на пол.
— Прыткий урод! — процедил Константин, еле сдерживаясь, чтобы не продолжить избиение.
Он направил на него фонарик: ублюдок скалился, хрипел — ну чисто волк. Матерый. Если бы Константин не знал, в чем его вина, то испытал бы к нему уважение.
Укол снотворного — и первая часть операции «Захват мразей» завершилась.
— Если кому расскажете, что он мне по яйцам вдарил, можете другую работу искать, — мрачно предупредил парней Константин.
Те дружно сделали удивленные лица: кто вдарил? Мы ничего не видели, ничего не знаем.
Бесчувственных братьев Агафоновых вытащили во двор. Предстояла вторая часть операции — поскорее смотаться из деревни. Откуда-то доносились возбужденные голоса и лай собак. Как Константин и опасался, ночной визит команды захвата не остался незамеченным. Ну еще бы, столько шума наделали, а главное, время потеряли. Профессионалы недоделанные. Таким только дворниками работать! К «таким» Константин, конечно же, причислял и себя. Себя — в первую очередь.
Вынесли братьев со двора. В нескольких домах горел свет, по улице, приближаясь, шел мужчина в семейных трусах.
— Эй! — выкрикнул он. — Вы кто такие?!
Из-за забора дома напротив отозвался писклявый женский голос:
— Бандюганы это! Агафошек грабют!
Еще в нескольких домах загорелся свет, но к этому времени внедорожники уже отъезжали от двора братьев Агафоновых.
Операция закончилась.
* * *
Пастух проснулся, выпучил совиные глаза и заорал, хлопая ладонями по кровати. Прибежала сиделка, включила свет, крик старика сменился тихим плачем.
С болью во взгляде он уставился на большую, заключенную в резную деревянную рамку, фотографию на стене. Черно-белый снимок был сделан давным-давно. Осень восемьдесят восьмого. За год до этого Пастух потерял сына: паренек учился в Москве в строительном техникуме, проживал в общежитии. Как сообщили очевидцы, его после дискотеки забили до смерти типы кавказской наружности. В ту ночь Пастух вот так же, как сейчас, проснулся и закричал — почувствовал, что с сыном случилась беда. О его смерти он узнал утром.
Спустя полгода Пастух приютил у себя двух мальчишек, у которых повесилась мать. Боль после потери сына немного улеглась. На фотографии был изображен он сам — крепкий, подтянутый, — а рядом стояли двенадцатилетний Витя и восьмилетний Сема. Оба широко улыбались. В тот год Пастух дал себе зарок воспитать их сильными людьми, умеющими постоять за себя, чтобы какой-нибудь тип кавказской наружности сто раз подумал, прежде чем бросить на них косой взгляд.
В полной мере воспитать таким получилось только Виктора, Семен же был хоть и задиристым, но частенько прятался за спиной брата.
Как и в ту ночь, когда погиб сын, Пастух сейчас чувствовал неладное: с братьями беда! Живы ли? Если мертвы, то ему хотелось отойти в мир иной раньше, чем кто-то принесет весть об их смерти. Полтора месяца назад он уже потерял приемную дочь. Быть может, это какое-то проклятие — терять детей?!
Он закарябал скрюченными пальцами по простыне и взмолился, с трудом выговаривая слова:
