— Неплохо пахнет. Со специями, надеюсь, не переборщила? У меня от них изжога.
— Решила обойтись без специй, — ответила Дарья. — Ну и как вам ужин?
Свин все еще с открытым ртом в оцепенении пялился на тарелку. На вопрос ответил Виктор:
— Шикарный ужин, рыжая. Жаль, аппетита нет.
Дарья открыла крышку сковородки, в которой находились куски вчерашней курицы.
— Сожрете уши и получите по кусочку. Это будет бонус. Ну же, Свин, сожри ухо брата. Смотри, что у меня есть! — Она вынула из сковородки куриное бедрышко. — Это твой приз!
Свин поднял взгляд. Его глаза были мутные, безучастные, из них словно бы ушла вся жизнь. Теряя терпение, Дарья прошипела:
— Сейчас досчитаю до десяти! Если в течение этого времени не сожрете уши, не получите курицу. Один. Два…
Свин встрепенулся, зрачки забегали в глазницах, как испуганные зверьки, рука потянулась к тарелке.
— Три…
Пальцы подцепили ухо.
— Четыре…
Виктор глядел на брата исподлобья, с напряжением. Свин запихал ухо в рот и принялся торопливо жевать. Дарья буквально слышала, как его зубы перемалывают хрящи.
— Пять… — уже медленней продолжала считать она. — Отлично, Свин, ты заслужил приз!
Свин взял тарелку и принялся слизывать с нее кетчуп. Он повизгивал от усердия. Дарья перевела взгляд на Виктора.
— Шесть! Семь!
— Стоп! — Он поднял руку. — Погоди, рыжая, погоди! Ты обещала дать ему мяса. Сначала сдержи слово, а уж потом я сожру ухо. И вот еще что… Мне не нужна курица, пускай моим бонусом будет сигарета.
Дарья задумалась. Ей очень не хотелось идти с этим ублюдком даже на такую ничтожную сделку, но понимала: если месть пойдет не по плану, будет еще хуже, это посеет смятение и досаду.
— Идет, — согласилась она и, оторвав от куриного бедрышка небольшой кусочек мяса, бросила его Свину.
«Приз» был проглочен в одно мгновение, после чего Свин припал к полу и принялся слизывать с него жир.
— А теперь — сигарета! — потребовал Виктор.
Дарья хотела было сказать: «Сначала ухо», но передумала, решила, что спор будет выглядеть для нее унизительно. Молча она покинула камеру пыток, поднялась в кабинет Артура, взяла из коробки сигару, со стола — зажигалку и вернулась в подвал.
— Сигарет нет, — заявила она. — Есть сигара.
Виктор кивнул:
— По фигу.
Свин с сосредоточенным видом осматривал тарелку: может, микроскопическая капелька кетчупа осталась? Его лицо плаксиво кривилось, в животе урчало — желудок требовал еще пищи.
Дарья брезгливо прикурила сигарету, едва не раскашлявшись. Выдохнула ароматный дым.
— Жри ухо! — осипшим голосом сказала она. — Жри, пока я не растоптала эту вонючую гадость.
Виктор с легкой улыбкой обмакнул ухо в кетчуп и отправил его в рот. Пока пережевывал, швырнул тарелку с остатками кетчупа брату. Свин тут же остервенело припал губами к тарелке.
— Могла бы и посолить, — посетовал Виктор, проглотив «ужин». — Уши без соли — херня полная.
Дарья бросила ему сигару. Он поднял ее, сделал затяжку, томно прикрыв глаза, выпустил струйку дыма через ноздри. Побледнел, раскашлялся.
— Ух, — сказал он, разгоняя ладонью дым возле лица. — Крепкая штука. Но все равно — кайф. А я ведь бросил курить. Знаешь, рыжая, Гроза ведь меня от рака излечила. Вот только цену за это я большую заплатил. Она, лживая тварь, забирает больше, чем дает. А ты ее сучка. Захочет, чтобы ты тявкала и ходила на задних лапках, и ты будешь это делать.
Дарья сама не понимала, зачем выслушивает этот бред. Возможно, хотелось узнать, как вообще мыслит этот ублюдок? Возможно. А быть может, ей требовалась новая порция злости.
Свин тонко скулил и просил еще мяса. Виктор, не обращая на него внимания, продолжал время от времени делать затяжки, и его голос звучал агрессивней с каждым словом:
— Ты слишком тупа, чтобы это понять, рыжая, но я все же скажу: если ты нас грохнешь прямо сейчас, Гроза просто взбесится! Ее игра оборвется, потеряет смысл. Она уйдет голодная. — Он поднялся, приблизился к Дарье, насколько позволила цепь. — Убей нас! Ну же, возьми нож и перережь нам глотки, я сам тебе шею подставлю, а Свин слишком слаб, чтобы сопротивляться! Отомсти Грозе за свою дочь. Кстати, чтобы ты знала: был я на похоронах твоей уродливой дочурки, в сторонке стоял, а когда все разошлись, я обоссал все венки. Как тебе такое, а?
На миг перед глазами Дарьи потемнело, в голове помутилось. Доза злости оказалась слишком велика — дикой волной нахлынула, поглотив здравый смысл. Рука потянулась к лежащему на разделочной доске ножу, пальцы стиснули рукоятку.
— Она сдохла по твоей вине! — как змея, шипел Виктор. — Ты ее не защитила! Ты, рыжая, самая дерьмовая мамаша на свете! Когда мы твоего мужа похитили, ты даже не почувствовала, что всей семье грозит опасность. Или почувствовала и ни хрена не сделала? О да, теперь я вижу: ты, долбаная сука, наложила на свое предчувствие большую кучу. Огромную вонючую кучу! На тебе вина за смерть дочери! И ты живешь с этим?
Сжимая нож, Дарья двинулась к Виктору. Ярость пульсировала в каждой клетке тела, в голове взрывались звезды, сталкивались галактики, черные дыры пожирали время и пространство.
— Давай, давай же! — подначивал ее Виктор, выпятив кадык. — Сделай это, сука! Вот мое горло! Это же так просто!
Дарья ничего вокруг не видела, кроме его незащищенного горла. Она чувствовала, что ярость вот-вот разорвет ее на части, если нож сейчас же не вонзится в кадык этого ублюдка. Еще шаг и…
Звон колокольчика ударил по нервам, какая-то сила потянула ее назад. Виктор взревел, попытался схватить Дарью, но не дотянулся, рука поймала пустоту. Свин заверещал, бешено молотя кулаками по тарелкам. На экране телевизора молодая ведущая шоу хохотала над шуткой повара. А Дарья, пятясь к столу, приходила в себя, еще не до конца сознавая, что едва не погибла. Холодная волна пробежала по спине, ярость стремительно угасала.
Виктор тяжело дышал, его глаза влажно блестели, на лбу вздулась вена.
— Я это видел! — процедил он. — И слышал!
Свин зарыдал в голос, комкая пластиковую тарелку, а Дарья обессиленно положила нож на стол и, не чувствуя ног, побрела к выходу.
— Кто тебя оттащил от меня, а?! — выкрикнул Виктор. — Кто, рыжая? Я слышал звон колокольчика!
Дарья вышла из камеры пыток. В голове уже рождались оскорбительные фразы, которые она позже будет говорить своему отражению в зеркале.
Виктор уселся на подстилку, обхватил голову руками, проклиная себя за то, что упустил шанс: еще бы чуть-чуть, один миг, один сантиметр, и он схватил бы ее! Но кто-то вмешался! Гроза? Ему хотелось выть, как выл сейчас брат, скулить от обиды. Держаться помогали лишь остатки гордости, вот только надолго ли ее хватит? Голод и гордость, как оказалось, злейшие враги.
