— Ты будешь ее есть, причем с аппетитом! Или желаешь, чтобы я сходила за пистолетом? У меня еще много патронов.
Он кивнул, поднял с пола отрубленную кисть, поднес ее к губам. Снова поглядел на Дарью с какой-то мольбой во взгляде.
— Ешь, — почти ласково велела она.
Виктор сомкнул зубы на кисти, при этом его затрясло еще сильней. Зажмурившись, он откусил кусок плоти и принялся медленно жевать. Для Свина это будто бы послужило неким сигналом. Уставившись на брата, он, точно сомнамбула, поднял свою кисть и без колебаний вцепился в нее зубами. Обливаясь потом, дрожа всем телом и болезненно гримасничая, оба узника усердно работали челюстями.
Дарья поймала себя на мысли, что это зрелище не вызывает у нее ни отвращения, ни удовлетворения. Будто она глядела не на братьев, поедающих свои собственные руки, а на что-то мирное и обыденное. Неужели это финал? Неужели можно считать, что месть свершилась?
Задавая себе эти вопросы, Дарья поднялась со стула и покинула камеру пыток. Ей хотелось немедленно поглядеть в зеркало и увидеть в зазеркалье грозную женщину, для которой ничего еще не окончено. Финал? Какой может быть финал, если главный враг не наказан?
Гроза не наказана!
— Я жду тебя, сука, — шептала Дарья, поднимаясь на второй этаж. — Я жду тебя…
В коридоре возле комнаты Киры с ней случился припадок. Рухнув на пол, она скорчилась, выпучив глаза и стиснув зубы. Мышцы свело, пальцы скрючились. А потом ее начало трясти. Перед мысленным взором сверкали молнии, в голове грохотал гром и шумел ветер. И ей слышалось в этих звуках: «Я иду-у, иду-у…»
* * *
Дарья пришла в себя, но была не в силах подняться с пола. Кости ломило, мышцы болели, в голове не прекращался глухой, какой-то тягучий звон. Так и лежала посреди темного коридора, слушая биение своего сердца. Прошло немало времени, прежде чем она заставила себя подняться. Каждое движение давалось с трудом. Упираясь ослабшими руками в стену, зашла в комнату дочери. Пошатнулась, едва не упав, нащупала выключатель, нажала на кнопку и добрела до кровати. Припадок полностью лишил ее сил. Как же не вовремя. Дарья испытывала обиду за собственный, как оказалось, такой ненадежный, организм. И за свой рассудок. Они представлялись ей сейчас как нечто отдельное от ее сущности — союзники, ставшие предателями.
За окном пророкотал гром. Звук был далеким и каким-то хищным. Во всяком случае, так показалось Дарье. Она представила себе, как в мрачном ореоле туч по земле медленно шествует чудовищное существо. Гроза. Древняя злобная тварь, которая идет сквозь беспокойную ночь, приближаясь.
— Пускай, — прошептала Дарья. — Я готова.
Произнести эти слова было несложно, но поверить в них… Готова к встрече с Грозой? Нет. Она покосилась на окно, после чего хлопнула ладонью по кровати, собралась с силами и пересела на стул напротив столика с зеркалом. Вгляделась в свое отражение: истощенная, усталая женщина с растрепанными волосами. Глаза как осенние лужи, без живого блеска. И эта дурочка решилась на то, чтобы бросить вызов Грозе? И она с глупой самоуверенностью заявляет, что готова к противостоянию?
За окном снова пророкотал гром. В комнату, взметнув занавески, ворвался ветер. Лампочка в люстре замигала и погасла. В глубинах зазеркалья кромешный мрак разорвала ветвистая молния.
Несколько секунд Дарья сидела, ослепленная вспышкой. Когда зрение восстановилось, увидела в зеркале лицо Розы и отшатнулась, едва не вскрикнув. Видение было четким. Лицо покойной свекрови будто плавало в океане тьмы — губы шевелились, глаза блестели.
— Гроза забрала меня, — услышала Дарья ее голос. — Она забрала всех нас… Здесь мертвые страдают. Здесь нет покоя… Здесь холодно…
Лицо скривилось страдальчески и медленно погрузилось во тьму. Дарья сидела, застыв в оцепенении и вцепившись в край стола. Как зачарованная она смотрела в зеркало, не в силах отвести взгляд. На нее дохнуло могильным холодом, кожу начало покалывать.
Из глубин зеркальной вселенной донесся глухой тяжелый стон, от которого нервы Дарьи натянулись до предела. Они завибрировали, как струны, когда за окном в очередной раз пророкотал гром. Перед ее взором во мраке, словно сияющее древо, выросла молния — корявые ветви, совсем не резко, точно трещины вспарывали тьму. Молния растворилась, а из густого мрака выдавилось искаженное мукой лицо Артура. Именно выдавилось — с напряжением, как будто какая-то сила безжалостно выталкивала его на обозрение Дарьи. Рот Артура кривился, постоянно меняя форму, под грязной кожей что-то шевелилось.
Удивительно, но именно сейчас Дарья вспомнила другого Артура. Того, который любил дочку, дарил цветы, устраивал в ресторане шикарные вечера. Она и забыла, что он когда-то был таким. Не часто, но все же был. И искренне в любви объяснялся, и даже стихи читал. Эти воспоминания теперь вызывали боль. Возникла мысль, что когда-то, давным-давно, она свернула не на ту дорогу, выбрала неверный путь, который привел к вратам ада. А Артур… он всего лишь одна из жертв ее выбора. Как же долго она избегала того, чтобы винить себя, а тут, словно некая дверь распахнулась, и все запретное хлынуло неудержимым потоком. И ведь не отвернуться, не отмахнуться. И почему именно сейчас, когда злость на саму себя до ужаса несвоевременна? Злость должна быть оружием, а не орудием самоуничтожения! Это все Гроза! Не иначе сука забралась в голову и корежит, корежит разум!
— Ты отдала меня ей! — выкрикнул Артур из зазеркалья. — За что? Никто такого не заслуживает! Ты убила меня, убила, убила!.. Меня жрут крысы. Их тут тысячи. Сотни тысяч. Слышишь, как они пищат? Пи-пи-пи-пи-пи… Мелкие ненасытные твари… Они крадут пространство. Мне тесно, тесно!..
Дарья впервые задумалась о том, что он пережил там, в канализационном колодце. И испытала жалость. Еще одно несвоевременное чувство. Разбить бы поганое зеркало, да что-то мешало это сделать. Когда лицо Артура исчезло во мраке, Дарья сказала себе: «Я сошла с ума» — и тут же повторила вслух:
— Сошла с ума.
А может, и нужно быть сумасшедшей, чтобы пытаться противостоять силе, которая чужда для человеческого понимания? Эта мысль вызвала странное возбуждение. Дарья подалась вперед и прошипела в зеркало:
— Да, я спятила! И я не боюсь!
В темноте появился Пастух. С его седых волос, с бороды соскальзывали влажные комья земли.
— Ну а ты что мне скажешь, а? — выпалила Дарья. — Будешь ныть, как холодно тебе в могиле? И тебе нужна моя жалость?
Он не ответил. Его морщинистое лицо медленно растворилось в темноте. Дарья вспомнила, с каким ожесточением и злорадством закапывала беспомощного старика, и снова всколыхнулось чувство вины. Проклятое чувство, вырвать бы его, как занозу!
— Я сделала бы это снова! — выкрикнула Дарья упрямо, стараясь верить в свои слова. — Я все делала правильно! Ну, куда ты исчез, старик? Я не боюсь смотреть в твои глаза!
Ответом ей стал грохот грома, более мощный, чем раньше. Гроза уже была близко.
