Рикард Фагер посмотрел на наручные часы и отмахнулся от заключенной, подступившей к нему с жалобой на невыносимую духоту. В свои сорок девять лет Фагер оставался видным мужчиной, чему не мешали даже холодные, невыразительные глаза. Он был одет в серый костюм с красным галстуком и ботинки марки «Алден». Обычно, опасаясь спровоцировать недовольство заключенных, представители тюремной администрации одевались скромно. Но Фагер был исключением. Он полагал, что дорогая и стильная одежда – хорошее средство лишний раз напомнить, кто в доме хозяин.
Несмотря на это, сегодня директор выглядел жалко. Пот ручьями стекал по его лицу, брюки и рубашка липли к телу. Фагер поговорил с кем-то по рации, затем кивнул кому-то из своего окружения и прошептал несколько слов на ухо исполняющей обязанности начальника охраны Харриет Линдфорс. После чего вся компания направилась к камере номер семь, где после вчерашнего происшествия с Бенито содержалась Лисбет Саландер.
* * *
Лисбет сидела за письменным столом, погруженная в расчеты. С некоторых пор в центре ее внимания была петля Вильсона, при помощи которой она надеялась разрешить проблему так называемой петлевой квантовой гравитации. Поэтому Саландер не обратила внимания на появление в камере Фагера и его свиты. Директор толкнул в бок Харриет, и та выступила вперед.
– Администрация колонии желает поговорить с тобой, Лисбет, – с неохотой в голосе объявила Харриет.
Только тогда Саландер обернулась. Фагер с брезгливой миной похлопывал пальцами по рукаву пиджака, словно стряхивая пыль, и беззвучно двигал губами. Он ненавидел Лисбет. Она его тоже – особенно после беглого знакомства с его перепиской. Но сейчас пришло время забыть о личных амбициях.
– У меня хорошие новости, – недовольно проворчал Фагер.
Лисбет молчала.
– Хорошие новости, – повторил он.
На лице заключенной не дрогнул ни один мускул. Фагер начал распаляться.
– Ты что, оглохла?
– Нет. – Лисбет опустила глаза.
– Хм… ну что ж, это хорошо, – он прокашлялся. – Через девять дней истекает срок твоего заключения, но мы отпускаем тебя уже завтра утром. А сегодня ты будешь допрошена комиссаром Бублански из Стокгольма. Он хочет привлечь тебя к сотрудничеству.
– Вы хотите от меня избавиться?
– Хочу или не хочу… у меня директива. Персонал колонии считает возможным освободить тебя досрочно… за примерное поведение, понятно?
Фагеру как будто стоило немалого труда произнести последние слова.
– За примерное поведение? – переспросила Лисбет. – Интересно…
– Черт возьми, у меня рапорт!
– К черту твой рапорт, – прошептала Лисбет. – К черту все твои рапорты.
– Что ты знаешь о моих рапортах?
Лисбет заговорила быстро, все еще не поднимая глаз, как будто ответ был написан на полу.
– Я знаю, что ты пишешь их безграмотно и бестолково. Что иногда употребляешь не те предлоги. Что ты любишь длинные предложения и напыщенные обороты, в которых полно лжи. Ты утаиваешь важную информацию, которой точно располагаешь. Ты хочешь доказать начальству, что во Флудберге все замечательно, но это ты превратил жизнь Фарии Кази в ад. И твоя ложь может стоить ей жизни, а это уже серьезно, Рикард.
Фагер побледнел как мел, разинул рот и уставился на Саландер. Потом решил предпринять последнюю попытку спасти положение.
– Что ты такое говоришь, девушка… – прошептал он. – Что ты имеешь в виду? Или ты читала мои рапорты… в какой-нибудь газете?
– Дойдет и до газет, – пообещала Лисбет.
Рикард Фагер беспомощно заморгал.
– Ты лжешь.
– Я не лгу. Я читала, а где – не твоя забота.
Фагер затрясся всем телом, как будто в приступе беззвучного хохота.
– Ты… ты…
– Что? – вскинула голову Саландер.
– Хочу напомнить, что решение о твоем досрочном освобождении может быть пересмотрено в любую минуту.
– Так пересматривай. Меня волнует другое.
– Что же?
Над верхней губой Фагера выступили капли пота.
– Фария Кази. Она должна быть в безопасности, пока ее адвокат Анника Джаннини не вытащит ее отсюда. Ей понадобятся свидетели…
– Заткнись! – взревел Фагер. – Ты не в том положении, чтобы что-то от меня требовать.
– Вот здесь ты ошибаешься, – спокойно возразила Саландер. – Это ты не в том положении. Ты – лжец, который позволил Бенито Андерссон издеваться над заключенными.
– Ты сама не понимаешь, что говоришь, – выдавил сквозь зубы Фагер.
– Мне наплевать, что ты обо всем этом думаешь, – отвечала Саландер. – У меня есть доказательства. Все, что мне от тебя нужно, – знать, что с Фарией Кази все будет в порядке.
Взгляд Фагера бесцельно блуждал по комнате.
– Мы позаботимся о ней, – пробормотал он и тут же добавил, будто застыдившись своей слабости: – Но Фария Кази не одна, кому угрожает опасность.
– Вон отсюда, – прошептала Лисбет Саландер.
– Хочу предупредить, я не потерплю…
– Вон.
Правая рука Рикарда Фагера задрожала. Пару секунд он медлил, как будто хотел что-то сказать. А потом развернулся и вышел, на ходу отдавая Харрис команду запереть камеру. Дверь с лязгом закрылась, и вскоре шаги Фагера стихли в гулком коридоре.
* * *
Слушая удаляющиеся шаги, Фария Кази думала о Лисбет Саландер. Вот уже в который раз вспоминала она ее удар локтем в челюсть и сползающее на пол тело Бенито. Эта сцена снова и снова прокручивалась в сознании Фарии. Девушка просто не могла сосредоточиться ни на чем другом. Правда, иногда за этой картинкой вставали другие, которые каким-то образом были с ней связаны, хотя Фария еще не понимала как.
Например, она вспоминала, как еще несколько дней назад читала стихи Тагора в своей комнате в Сикле. Было около трех часов дня, когда к ней заглянул Башир. Он ударил ее по щеке и сказал, что девушкам не следует много читать – книги делают из них проституток. Но Фария не разозлилась и даже не обиделась, напротив. Удар Башира словно пробудил ее к жизни. Она вскочила с кровати и стала ходить по квартире, время от времени бросая взгляды на младшего брата Халила. Фария размышляла, отметая планы один за другим. Сначала она решила попросить Халила выпустить ее из квартиры на некоторое время. Потом – заставить его самого позвонить в полицию, в социальную службу, в ее старую школу. Халил – ее последняя надежда. Пусть свяжется с журналистами, с имамом Фердоуси или с тетей Фатимой. В противном случае Фария перережет себе вены, и это чистая правда.
Но она так ничего не сказала и не сделала. Около пяти вечера открыла платяной шкаф, но не нашла ничего, кроме мусульманской одежды. Прочие юбки и костюмы братья давно изрезали на куски ножницами или выбросили. Наконец Фария отыскала черную блузу, джинсы и пару кроссовок и, переодевшись, вышла на кухню к Ахмеду и Баширу. Братья встретили ее вопросительными взглядами. Фарие хотелось кричать и бить посуду, но вместо этого она молча встала посредине комнаты, прислушиваясь к шагам у входной двери. Шагам Халила.
