Вместе с тем больше всего – и здесь Микаэль Блумквист проявил свое величие – Габриэллу захватило описание не политического грязного белья, а человеческой драмы и досадного понимания того, что мы живем в новом, безумном мире, где следят за всем, за большим и малым, и где то, что может принести доход, постоянно используется.
Закончив чтение, Габриэлла заметила, что кто-то стоит в дверях. Это была Хелена Крафт, одетая столь же эффектно, как и всегда.
– Здравствуй, – сказала она.
Габриэлла не могла не вспомнить о том, как подозревала Хелену в выдаче информации о расследовании. Но это были лишь надуманные страхи. То, что она ошибочно приняла за стыд виновного, оказалось проявлением чувства вины за то, что расследование велось непрофессионально – во всяком случае, так сказала Хелена во время их долгого разговора после того, как Мортен Нильсен во всем сознался и был арестован.
– Здравствуйте, – ответила Габриэлла.
– Не могу выразить, как я огорчена, что ты уходишь, – продолжила Хелена.
– Всему свое время.
– Ты уже имеешь представление, что будешь делать?
– Я переезжаю в Нью-Йорк. Хочу заняться правами человека – а меня, как вы знаете, уже давно приглашали в ООН.
– Для нас это очень грустно, Габриэлла. Но ты этого достойна.
– Значит, мое предательство забыто?
– Не всеми, можешь быть уверена. Но я рассматриваю это только как признак твоей хорошей натуры.
– Спасибо, Хелена.
– Ты собираешься перед уходом сделать у нас еще что-нибудь толковое?
– Не сегодня. Я пойду в пресс-клуб на встречу, посвященную памяти Андрея Зандера.
– Замечательно. Я должна доложить правительству обо всей этой неразберихе. Но вечером обязательно выпью бокал за юного Зандера, а также за тебя, Габриэлла.
Алона Касалес сидела на расстоянии и наблюдала панику с тайной усмешкой. Прежде всего она рассматривала адмирала Чарльза О’Коннора, ступавшего по полу так, будто он вовсе не руководитель самой могущественной разведывательной организации мира, а пристыженный школьник. С другой стороны, сегодня все начальники АНБ выглядели пристыженными и жалкими – все, кроме, разумеется, Эда.
Вообще-то, Эд тоже не казался радостным. Он размахивал руками, потный и желчный. Однако он вовсю козырял своим обычным авторитетом, и было заметно, что его побаивается даже О’Коннор. Собственно говоря, неудивительно. Эд вернулся из Стокгольма с поистине взрывным материалом, устроил страшный разнос и потребовал разборок и улучшений на всех уровнях, и руководитель АНБ, естественно, не был ему слишком благодарен. Вероятно, ему больше всего хотелось сразу отправить Эда в Сибирь.
Тем не менее О’Коннор ничего не мог поделать. Приблизившись к Эду, он весь съежился, а тот – довольно типично – даже не удосуживался поднять глаз. Нидхэм игнорировал руководителя АНБ так же, как обычно игнорировал всех бедолаг, на которых у него не было времени, и никто бы не взялся утверждать, что для О’Коннора ситуация улучшилась, когда разговор все-таки начался.
Эд, похоже, в основном фыркал, и хотя Алона не слышала ни слова, она довольно хорошо понимала, что говорилось, или, вернее, что не говорилось. У них с Эдом состоялось несколько долгих бесед, и она знала, что он категорически отказывается сообщать, откуда взял информацию, и вообще не намерен отступаться ни по одному пункту, – и она чувствовала, что ей это нравится.
Эд продолжал играть по-крупному, и Алона торжественно поклялась сражаться за добропорядочность в агентстве и оказывать Нидхэму любую доступную ей поддержку, если у него возникнут проблемы. Она также поклялась позвонить Габриэлле Гране и предпринять последнюю попытку пригласить ее в ресторан, если Габриэлла действительно едет сюда.
На самом деле Эд игнорировал руководителя АНБ не сознательно. Но он не прервал того, чем занимался, – не перестал поносить двух своих подручных, – только потому, что перед ним стоит адмирал, и только минуту спустя обернулся и произнес нечто довольно любезное – не из-за того, что хотел загладить или компенсировать пренебрежение, а поскольку действительно так считал.
– Ты хорошо справился с пресс-конференцией.
– Неужели? – ответил адмирал. – Но это был кошмар.
– Тогда радуйся тому, что я дал тебе время подготовиться.
– Радоваться! Ты в своем уме? Ты видел в Интернете газеты? Там опубликованы все существующие фотографии, где я снят вместе с Ингрэмом. Я чувствую себя по уши в грязи.
– Тогда в дальнейшем, черт подери, лучше следи за своими приближенными.
– Как ты смеешь со мной так разговаривать?
– Я буду разговаривать, как мне вздумается. В нашей фирме кризис, а я отвечаю за безопасность, и у меня нет времени, чтобы рассыпаться в любезностях, да мне за это и не платят.
– Попридержи язык… – начал руководитель АНБ.
Однако он осекся, когда медведеподобная фигура внезапно поднялась – то ли Эд хотел размять спину, то ли продемонстрировать свою значимость.
– Я посылал тебя в Стокгольм, чтобы ты в этом разобрался, – продолжил адмирал. – Но когда ты вернулся, все превратилось в сущий ад. В полную катастрофу.
– Катастрофа произошла раньше, – прошипел Эд. – Ты знаешь это не хуже меня. И если бы я не поехал в Стокгольм и не вкалывал там до потери сознания, у нас не было бы времени выстроить разумную стратегию, – и, честно говоря, возможно, именно поэтому тебе все-таки удалось сохранить должность.
– Ты хочешь сказать, что я еще должен быть тебе благодарен?
– Конечно! Ты успел выгнать своих говнюков до публикации.
– Но как это дерьмо попало в шведский журнал?
– Я уже тысячу раз объяснял.
– Ты говорил о своем хакере. Но я слышал только догадки и разную болтовню.
Эд пообещал Осе не впутывать ее в этот цирк – и собирался сдержать обещание.
– В таком случае болтовню чертовски квалифицированную, – ответил он. – Хакер, кто бы он там, черт возьми, ни был, вероятно, взломал файлы Ингрэма и сдал их «Миллениуму». Я согласен, что это плохо; но знаешь, что самое ужасное?
– Нет.
– Самое ужасное, что у нас был шанс схватить хакера, отрезать ему яйца и пресечь утечку информации. Но потом нам приказали прекратить исследование, и никто не может сказать, что ты меня особенно поддержал.
– Я послал тебя в Стокгольм.
– Но моих парней ты отправил отдыхать, и вся наша охота резко оборвалась. А теперь следы заметены. Конечно, мы можем снова начать поиски. Но будет ли нам в данной ситуации польза, если станет ясно, что какой-то маленький сраный хакер обставил нас по всем статьям?
– Пожалуй, нет… Но я намерен крепко ударить по «Миллениуму» и этому репортеру Блумстрёму, можешь не сомневаться.
