– Опять.
– Ладно, тогда я прослежу за тем, чтобы Флинк и Блум не рассиживались, а держали под контролем весь участок.
– Хорошо, хорошо, но звоню я не поэтому. Вы посоветовали мне «go public», помните?
– Да… но… Конечно, не самый обычный совет от СЭПО, хотя я по-прежнему считаю это хорошей идеей. Однако мне хотелось бы, чтобы вы сперва рассказали все, что вам известно, нам. Эта история начинает вызывать у меня недобрые предчувствия.
– Мы поговорим завтра утром, когда выспимся. А пока скажите, что вы думаете о Микаэле Блумквисте из «Миллениума»? Может ли он подойти для такого разговора?
Габриэлла засмеялась.
– Если хотите спровоцировать у моих коллег инсульт, то обязательно поговорите с ним.
– Дело обстоит так плохо?
– Здесь, в СЭПО, от него бегают почти как от чумы. У нас обычно говорят, что если у тебя в подъезде появился Микаэль Блумквист, значит, весь год будет испорчен. Хелена Крафт отсоветовала бы вам самым решительным образом.
– Но я спрашиваю вас.
– Тогда я отвечу, что мысль совершенно правильная. Он чертовски хороший журналист.
– Но разве он не подвергался критике?
– Безусловно, в последнее время заговорили о том, что его время прошло, что он пишет недостаточно позитивно и оптимистично, или что-то в этом духе. Он – старомодный, глубоко копающий репортер в лучшем смысле слова. У вас есть его координаты?
– Мне их сообщил мой бывший ассистент.
– Хорошо, замечательно! Но прежде чем связаться с ним, вы должны все рассказать нам. Обещаете?
– Обещаю, Габриэлла. А сейчас мне надо несколько часов поспать.
– Давайте, а я буду поддерживать контакт с Флинком и Блумом и организую вам завтра надежный адрес.
Положив трубку, Франс снова попытался успокоиться. Однако у него по-прежнему ничего не получалось, и непогода навевала на него навязчивые мысли. Ему казалось, будто по заливу несется что-то недоброе и направляется к нему, и вопреки собственному желанию он напряженно вслушивался в малейшие отклонения в окружавших его звуках, постепенно все больше волнуясь и нервничая.
Конечно, он обещал Габриэлле сперва поговорить с нею. Но вскоре ему стало казаться, что ждать нельзя. Все, что Бальдер так долго носил в себе, рвалось наружу, хоть он и понимал, что это иррационально. Такой срочности ни с чем быть не может. Сейчас середина ночи, и, невзирая на сказанное Габриэллой, нынче он, разумеется, в большей безопасности, чем был все последнее время. У него полицейская охрана и первоклассная сигнализация. Но легче от этого не становилось. Бальдер страшно волновался, поэтому извлек оставленный Линусом номер и позвонил, но Блумквист, естественно, не ответил. Да и почему он должен был ответить? Ведь время слишком позднее…
Наговорив сообщение на автоответчик торопливым шепотом, чтобы не разбудить Августа, Франс встал и зажег лампу на ночном столике со своей стороны. Затем принялся перебирать книги на стеллаже справа от кровати. Здесь стояла литература, не имевшая отношения к его работе, и он, рассеянно и нервно, начал листать старый роман Стивена Кинга «Кладбище домашних животных». Но тут на него с еще большей силой нахлынули мысли о злых личностях, мчащихся сквозь ночную тьму, и он долго просто стоял с книгой в руке. И тут с ним что-то произошло. Ему пришло в голову страшное опасение, которое при дневном свете он, возможно, отверг бы как нонсенс, но сейчас оно казалось в высшей степени реальным, и Франса охватило внезапное желание поговорить с Фарах Шариф или, пожалуй, скорее со Стивеном Уорбертоном из Лос-Анджелеса, который наверняка не спит. Размышляя над этим вопросом и представляя себе всевозможные жуткие сценарии, Бальдер смотрел на залив, ночь и безудержно несущиеся по небу облака.
В это мгновение у него зазвонил телефон, словно услышав его мольбу. Но звонили, конечно, не Фарах или Стивен.
– Меня зовут Микаэль Блумквист, – сказал голос. – Вы меня искали.
– Точно. Прошу прощения за столь поздний звонок.
– Ничего страшного. Я не спал.
– Я тоже. Вы сейчас можете разговаривать?
– Безусловно. Я как раз только что отвечал на сообщение человека, которого, думаю, мы оба знаем. Ее фамилия Саландер.
– Кто?
– Извините, возможно, я все неправильно понял… Но у меня сложилось впечатление, что вы нанимали ее, чтобы проверить ваши компьютеры и отследить возможное вторжение.
Франс усмехнулся.
– Да, Господи, она очень специфическая девушка, – сказал он. – Но она так и не открыла своей фамилии, хотя мы какое-то время довольно много общались. Я предположил, что у нее имеются на то свои причины, и никогда на нее не давил. Я познакомился с нею на одной из своих лекций в Королевском технологическом институте. Когда-нибудь я вам об этом с удовольствием расскажу; это было довольно удивительно. Но я хотел спросить… м-да, вам это наверняка покажется безумной идеей…
– Иногда безумные идеи мне нравятся.
– Вы не хотите приехать сюда, прямо сейчас? Для меня это было бы очень важно. У меня есть материал, который, на мой взгляд, обладает определенной взрывной силой. Я оплачу вам такси, туда и обратно.
– Очень любезно с вашей стороны, но мы всегда берем собственные расходы на себя. А почему нам обязательно разговаривать сейчас, посреди ночи?
– Потому что… – Франс колебался. – Потому что у меня такое ощущение, что надо спешить… или, на самом деле, больше, чем ощущение. Я только что узнал, что мне грозит опасность, а всего с час назад вокруг моего дома кто-то рыскал. По правде говоря, мне страшно, и я хочу выплеснуть из себя эту информацию. Не хочу больше оставаться с нею один на один.
– О’кей.
– О’кей что?
– Я приеду, если сумею поймать машину.
Дав ему адрес и положив трубку, Франс позвонил по зашифрованной линии профессору Стивену Уорбертону в Лос-Анджелес и проговорил с ним, собранно и живо, около двадцати-тридцати минут. Затем он встал, надел джинсы и черный кашемировый джемпер и достал бутылку «Амароне»
[38], на случай, если Микаэль Блумквист склонен к подобным удовольствиям. Но, дойдя до дверного проема, испуганно вздрогнул.
Ему показалось, что он уловил какое-то движение, будто что-то пропорхнуло мимо, и Бальдер стал нервно присматриваться к мосткам и заливу. Но ничего не увидел. Снаружи был все тот же пустынный, охваченный ураганом пейзаж, что и прежде, и Франс посчитал увиденное плодом воображения, результатом своего нервного состояния – по крайней мере, попытался посчитать. Он вышел из спальни и двинулся вдоль панорамного окна, собираясь подняться на верхний этаж. Но тут его опять охватило тревожное ощущение; он вновь поспешно обернулся – и на этот раз действительно различил кое-что возле дома соседа, Седерваля.
