Лисбет снова набрала номер Линдена. Послышались сигналы, но никто не ответил. Саландер опять выругалась и подумала про Микаэля Блумквиста. Она не говорила с ним целую вечность. Но сейчас позвонила. Он ответил мрачным голосом и, только когда понял, что это она, обрадованно воскликнул:
– Лисбет, это ты?
– Заткнись и слушай, – велела она.
Микаэль стоял в редакции, на Гётгатан, в отвратительном настроении, и дело было не только в том, что он опять плохо спал. Выступил не кто-нибудь, а Шведское телеграфное агентство. Серьезное, спокойное, обычно такое корректное новостное агентство распространило статью, которая вкратце сводилась к тому, что Микаэль препятствует расследованию убийства, скрывая решающую информацию, которую собирается сначала опубликовать в «Миллениуме». Целью Блумквиста являлось спасение журнала от финансовой катастрофы и восстановление собственного «подпорченного реноме».
О том, что статья готовится, Микаэль знал. Накануне вечером он имел долгий разговор с автором статьи Харальдом Валлином. Но даже не мог себе представить, что результат окажется таким убийственным – особенно поскольку все это представляло собою одни дурацкие намеки и беспочвенные обвинения.
Тем не менее Харальду Валлину удалось соорудить нечто, казавшееся прямо-таки обстоятельным и достоверным. У парня явно имелись хорошие источники как в «Сернер», так и в полиции. Заголовок, правда, звучал всего лишь как «Прокурор критикует Блумквиста», да и содержание статьи оставляло Микаэлю много возможностей для защиты. Сама по себе эта информация наносила не слишком большой урон. Но его враг, спланировавший этот материал, хорошо знал логику СМИ. Если такой серьезный распространитель новостей, как Телеграфное агентство, публикует подобную статью, то всем остальным это не просто дает законное право присоединиться – это является предписанием ужесточить свои позиции. Если Телеграфное агентство шипит, то вечерним газетам следует рычать и бить тревогу. Это – старый журналистский основополагающий принцип, и поэтому Микаэль, проснувшись, увидел в Интернете такие заголовки, как «Блумквист препятствует расследованию убийства» и «Блумквист, желая спасти свой журнал, позволяет убийце избежать наказания». Газетам, правда, хватило дружелюбия, чтобы заключить заголовки в кавычки. Но все-таки возникало общее впечатление, что к утреннему кофе представили новую правду, и хроникер по имени Густав Лунд, утверждавший, что устал от лицемерия, написал во вступлении: «Микаэля Блумквиста, который всегда норовил ставить себя немного выше других, теперь разоблачили как самого главного циника из всех нас».
– Будем надеяться, что они не начнут размахивать юридическими принудительными мерами, – заметил дизайнер и совладелец Кристер Мальм, стоящий рядом с Микаэлем и нервно жующий резинку.
– Будем надеяться, что они не вызовут сюда морских пехотинцев, – ответил Блумквист.
– Что?
– Я пытаюсь шутить. Это просто глупость.
– Естественно. Но мне не нравится твой настрой, – сказал Кристер.
– Он никому не нравится. Однако единственное, что мы можем сделать, это стиснуть зубы и работать, как обычно.
– У тебя жужжит телефон.
– Он все время жужжит.
– Не разумнее ли ответить, чтобы они не придумали еще чего-нибудь похуже?
– Да, да, – пробормотал Микаэль и ответил не слишком любезно.
Звонила какая-то девушка. Голос показался ему знакомым, но поскольку он ожидал чего-то совершенно другого, то поначалу не мог понять, кто она.
– Кто это? – спросил он.
– Саландер, – ответил голос, и тогда Микаэль широко улыбнулся.
– Лисбет, это ты?
– Заткнись и слушай, – велела она, и он подчинился.
Пробка рассосалась, и Саландер с шофером такси – молодым иракцем по имени Ахмед, повидавшим войну вблизи и лишившимся в результате теракта матери и двоих братьев, – добрались до Свеавэген и проехали мимо расположенного по левой стороне Стокгольмского концертного зала. Лисбет, не любившая просто пассивно сидеть в машине, послала еще одно смс-сообщение Торкелю Линдену и попыталась дозвониться до кого-нибудь другого из персонала «Óдина», кто мог бы побежать и предупредить его. Но никто не отвечал. Громко выругавшись, она понадеялась на то, что у Микаэля получится лучше.
– Мы опаздываем? – спросил с переднего сиденья Ахмед.
– Да, – ответила Лисбет.
Тогда водитель проехал на красный, чем заставил Саландер на секунду улыбнуться.
Затем она полностью сконцентрировалась на дороге, по которой они проезжали, и впереди с левой стороны разглядела Стокгольмский институт менеджмента и городскую библиотеку. Оставалось совсем немного, и Лисбет стала следить за номерами домов по правой стороне. Тут она увидела нужный адрес. К счастью, на тротуаре никто не лежал. Был самый обычный ноябрьский день, и только; люди шли на работу. Но погодите-ка… Лисбет швырнула несколько сотенных купюр Ахмеду, глядя на низкую стену в зеленых пятнах на противоположной стороне улицы.
Там стоял мощный мужчина в шапке и темных очках, напряженно смотревший на дверь на Свеавэген прямо напротив него, и в языке его жестов присутствовало нечто особенное. Правую руку видно не было, но она явно пребывала в напряжении и готовности. Лисбет снова перевела взгляд на правую сторону и, хотя по-прежнему находилась под углом к двери, постаралась разглядеть ее получше. И заметила, что дверь открывается.
Открывалась она неторопливо, будто тот, кто собирался выйти, сомневался или находил дверь слишком тяжелой. Лисбет закричала Ахмеду, чтобы тот остановился. Затем молниеносно выскочила из машины, более или менее одновременно с тем, как мужчина на противоположной стороне улицы поднял правую руку и направил пистолет с оптическим прицелом на дверь, которая медленно открывалась.
Глава 17
Мужчине, именовавшему себя Яном Хольцером, ситуация не нравилась. Место открытое, да и время суток неправильное. Слишком много народу в движении, и хотя он, насколько мог, замаскировался, его сильно нервировали дневной свет и люди, прогуливающиеся у него за спиной по парку. И еще он более, чем когда-либо, ощущал, что ненавидит убивать детей.
Но как вышло, так вышло, и где-то внутренне Хольцеру приходилось признавать, что он сам виноват в этой ситуации. Он недооценил мальчика и теперь должен исправить ошибку. И на этот раз нельзя пасть жертвой пустых надежд или собственных страхов. Он сосредоточится исключительно на задании, станет полноценным профессионалом, каким на самом деле и является, и главное, не будет думать об Ольге и тем более о стеклянном взгляде, устремленном на него в упор в спальне Бальдера.
Ему надо сфокусироваться на двери на противоположной стороне улицы и на пистолете, который он прятал под ветровкой и в любой момент мог достать. Но почему ничего не происходит? Ян почувствовал, что у него пересохло во рту. Дул пронизывающий ледяной ветер. Вдоль мостовой и на тротуаре лежал снег, вокруг спешили на работу люди. Еще крепче сжав пистолет, он бросил взгляд на наручные часы. Было 09.16, стало 09.17. Но из двери напротив по-прежнему никто не выходил, и Хольцер выругался про себя: неужели что-то не сработало? В принципе, у него не было других гарантий, кроме слов Юрия. Правда, обычно этого хватало с лихвой. С компьютерами Богданов разбирается, как волшебник. Вчера вечером он сидел, глубоко погрузившись в работу – строчил фальшивые мейлы и советовался со своими друзьями в Швеции по языковым вопросам. Ян же углубился в другое – в найденные ими снимки места действия, в выбор оружия и главным образом в разработку побега оттуда на машине, которую арендовал для них Деннис Уилтон из мотоклуба «Свавельшё МК» под фальшивым именем и которая теперь стояла в нескольких кварталах отсюда в полной готовности, с Юрием за рулем.
