Кроме того, ему звонили взволнованные представители Экспортного совета и Министерства промышленности, и хотя напрямую ничего сказано не было, но складывалось впечатление, что их главным образом беспокоили не мальчик или дальнейшее развитие драмы на Свеавэген, а исследовательская программа, которой занимался Франс Бальдер и которую, похоже, действительно похитили в ночь убийства.
Невзирая на то, что в Сальтшёбадене побывали несколько лучших компьютерщиков полиции, а также три программиста из Линдчёпингского университета и Стокгольмского технологического института, никаких следов его исследований обнаружить не удалось – ни в компьютерах, ни в оставшихся после Бальдера бумагах.
– Значит, в довершение всего теперь в бегах находится еще искусственный интеллект, – пробормотал Бублански себе под нос и почему-то припомнил старую загадку, при помощи которой любивший пошутить кузен Самуэль обычно приводил в замешательство в синагоге своих ровесников.
Загадка представляла собой парадокс, состоявший в следующем: если Бог всемогущ, может ли Он создать что-либо более умное, чем Он сам? Ее считали, как ему помнилось, непочтительной или даже кощунственной, поскольку она была такого уклончивого свойства, что любой ответ оказывался неверным. Но углубиться дальше в проблематику Бублански не успел. В дверь постучали. Появившаяся Соня Мудиг с некоторой торжественностью протянула ему еще кусочек швейцарского апельсинового шоколада.
– Спасибо, – сказал он. – Что можешь доложить?
– Мы думаем, что знаем, как преступнику удалось выманить Торкеля Линдена с мальчиком на улицу. Они послали фальшивые мейлы от нашего имени и имени Чарльза Эдельмана и назначили встречу на улице.
– Значит, такое тоже можно проделать?
– Это даже не слишком трудно.
– Противно…
– Да, но это по-прежнему ничего не говорит о том, как преступникам удалось узнать, что им нужно попадать именно в компьютер «Óдина», и откуда они узнали, что в дело замешан профессор Эдельман.
– Подозреваю, нам надо проверить и наши собственные компьютеры.
– Их уже проверяют.
– Неужели дошло до такого, Соня?
– Что ты имеешь в виду?
– Что нельзя осмелиться ничего написать или сказать, не рискуя, что тебя прослушают?
– Не знаю. Надеюсь, что нет. У нас дожидается допроса некий Якоб Чарро.
– Кто это?
– Талантливый футболист из клуба «Сюрианска». И, кроме того, парень, который увез женщину и Августа Бальдера со Свеавэген.
Соня Мудиг сидела в комнате для допросов с молодым мускулистым мужчиной, с короткими темными волосами и выступающими скулами. Мужчина был в оранжевом джемпере с V-образным вырезом, без рубашки, и казался одновременно измученным и немного гордым.
– Допрос начат в восемнадцать тридцать пять, двадцать второго ноября; проводится для получения информации у свидетеля Якоба Чарро, двадцати двух лет, проживающего в Норсборге. Расскажите о том, что произошло сегодня утром, – начала она.
– Ну, значит… – заговорил Якоб Чарро. – Я ехал по Свеавэген, заметил впереди какую-то неразбериху и подумал, что произошла авария, поэтому сбавил ход. Но тут я увидел, что с левой стороны через улицу бежит мужчина. Он мчался вперед, даже не глядя на транспорт… Помню, я подумал, что это террорист.
– Почему вы так подумали?
– Он казался исполненным священной ярости.
– Вы успели рассмотреть его внешность?
– Я бы этого не сказал, но задним числом мне подумалось, что в ней было нечто неестественное.
– Что вы имеете в виду?
– Лицо у него казалось как будто ненастоящим. Круглые темные очки, вероятно, привязанные к ушам. Потом щеки… Он словно бы держал что-то во рту, не знаю… а еще усы, брови и цвет лица.
– Вы полагаете, он был замаскирован?
– Что-то в этом роде. Но я не успел хорошенько подумать. В следующее мгновение заднюю дверцу распахнули и… как бы это сказать? Это было одно из тех мгновений, когда одновременно происходит слишком многое, будто весь мир рушится тебе на голову. Внезапно у меня в машине оказались посторонние люди, а все заднее стекло разлетелось вдребезги. Я был в шоке.
– Что вы сделали?
– Газанул, как безумный. Думаю, запрыгнувшая девушка крикнула мне ехать, а я был настолько напуган, что едва соображал, что делаю. Я просто подчинялся приказам.
– Вы говорите, приказам?
– Было такое ощущение. Я думал, что нас преследуют, и не видел другого выхода, как подчиниться. Я поворачивал туда и сюда, в точности как говорила девушка, и кроме того…
– Да?
– Ее голос. Он был такой холодный и решительный, что я за него вроде как уцепился. Казалось, будто ее голос был единственной контролируемой вещью во всем этом безумии.
– Вы говорили, что вроде бы знаете, кто эта женщина?
– Тогда я ничего не знал. Я был полностью сфокусирован на кромешном безумии этой истории и страшно боялся. Кроме того, на заднем сиденье лилась кровь.
– Из мальчика или из женщины?
– Поначалу я не знал, и они вроде бы тоже. Но потом я внезапно услышал «Йес!» – такой возглас, будто произошло что-то хорошее.
– О чем же шла речь?
– Девушка поняла, что ранена она, а не мальчик, и я помню, что задумался над этим. Это прозвучало, как «ура, я ранена», и надо сказать, что рана была далеко не пустяковой. Как девушка ее ни перевязывала, кровотечение ей остановить не удавалось. Кровь все текла и текла, и девушка становилась все бледнее. Чувствовала она себя отвратно.
– И тем не менее она обрадовалась, что попали в нее, а не в мальчика.
– Именно. Точно заботливая мамаша.
– Но она не приходилась мальчику матерью?
– Отнюдь. Она сказала, что они друг друга не знают, и, кстати, это становилось все более очевидным. Девушка, похоже, с детьми не очень-то… Даже намека не было на то, чтобы она обняла мальчика или сказала ему что-нибудь в утешение. Она обращалась с ним скорее как со взрослым и разговаривала с ним тем же тоном, что и со мной. В какой-то момент казалось, что она собирается дать ему виски.
– Виски? – спросил Бублански.
– У меня в машине была бутылка, которую я хотел подарить дяде, но я дал ее девушке, чтобы она продезинфицировала рану и немного выпила. Выпила она, к слову, прилично.
– А как вам показалось ее обращение с мальчиком в целом? – спросила Соня Мудиг.
– Честно говоря, даже не знаю, что ответить. Гением общительности ее точно не назовешь. Со мной она обращалась, как с паршивым слугой и ни черта не понимала в том, как обходиться с детьми, но тем не менее…
– Да?
– Думаю, она человек хороший. В качестве няни я бы ее не нанял, если вы понимаете, что я имею в виду. Но она нормальная.
