– Я помню, когда мы ее получили, – начала она так, будто не слушала его. – Мой муж Челль посчитал, что мы сможем одновременно оказать услугу обществу и увеличить нашу маленькую семью. У нас ведь был только один ребенок, бедняжка Муа… Ей тогда было четырнадцать, и она чувствовала себя довольно одинокой. Мы подумали, что ей пойдет на пользу, если мы возьмем приемную дочь ее возраста.
– Вы знали о том, что произошло в семье Саландер?
– Всего мы, разумеется, не знали, но нам было известно, что произошло нечто ужасное и травмирующее, что мать больна, а отец получил тяжелые ожоги. Нас это глубоко потрясло, и мы ожидали встретить убитую горем девочку, которая потребует от нас невероятно много заботы и любви. А знаете, кто приехал?
– Нет?
– Самая восхитительная девочка, какую мы когда-либо видели. И дело не только в том, что она была так красива. Вы бы слышали ее в то время! Она была настолько умной и зрелой и рассказывала такие душераздирающие истории о том, как ее психически больная сестра терроризировала семью… Да, да, я знаю, что это очень далеко от истины, но как мы тогда могли усомниться в ее словах? Ее глаза излучали убежденность, а когда мы сказали: «Какой ужас, бедняжка», – она ответила: «Было нелегко, но я все равно люблю сестру; просто она больна и сейчас проходит лечение». Это звучало так по-взрослому, с сочувствием… Какое-то время казалось, что чуть ли не она заботится о нас, а не мы о ней. Вся семья сияла, словно в наше существование ворвалось нечто роскошное, сделавшее все красивее и крупнее, – и мы расцвели, особенно Муа. Она начала интересоваться своей внешностью и сразу стала более популярной в школе. Тогда я могла бы сделать ради Камиллы все, что угодно, а Челль, мой муж… ну, что сказать? Он стал другим человеком. Он постоянно улыбался и смеялся – в первое время, – начал опять заниматься со мной любовью, простите мою откровенность… Возможно, мне следовало насторожиться уже тогда. Но я думала, что это просто от радости, что все в нашей семье, наконец, встало на свои места. Какое-то время мы были счастливы, в точности как и все, кто сталкивается с Камиллой. Поначалу они счастливы, а потом… им хочется только умереть. Проведя с нею некоторое время, люди не хотят больше жить.
– Неужели дело обстоит так ужасно?
– Да, так ужасно.
– Что же произошло?
– Через какое-то время среди нас распространился яд. Камилла потихоньку завладела в нашей семье властью. Задним числом уже почти невозможно сказать, когда закончился праздник и начался кошмар. Это происходило так незаметно и постепенно, что мы просто внезапно очнулись и поняли, что все разрушено: доверие, надежность, сама основа нашей семьи. Чувство собственного достоинства нашей дочери, которое вначале раздувалось, теперь было сведено к нулю. Муа не спала по ночам, плакала и говорила, что она уродливая и ужасная, и не заслуживает того, чтобы жить. Только позже мы поняли, что ее сберегательный счет опустел. Я по-прежнему не знаю, что произошло, но уверена, что Камилла шантажировала ее. Шантаж давался ей столь же естественно, как дыхание. Она собирала на людей компромат. Я долго думала, что она ведет дневник. Но оказалось, Камилла записывала и каталогизировала всю гадость об окружавших ее людях, какую ей только удавалось разузнать. А Челль… проклятый мерзавец Челль… знаете, я поверила ему, когда он сказал, что у него возникли проблемы со сном и ему необходимо спать в гостевой комнате, в подвале. Но ему, конечно, просто нужна была возможность принимать Камиллу. Начиная с шестнадцати лет она стала прибегать к нему по ночам и заниматься с ним сумасшедшим сексом. Я говорю – сумасшедшим, потому что заподозрила их, когда меня заинтересовали резаные раны у Челля на груди. Тогда он мне, конечно, ничего не сказал, лишь придумал какое-то глупое и странное объяснение, и мне удалось кое-как придушить свои подозрения. Но знаете, что там происходило? Челль под конец сознался: Камилла связывала его и резала ножом. Он сказал, что ей это доставляло наслаждение. Иногда я почти надеялась, что это правда. Но иногда мне казалось, что в результате Камилла приобретет нечто такое, что будет доставлять мучения и портить жизнь не только ему.
– Его она тоже шантажировала?
– О, да, но тут у меня тоже остались неясности. Камилла унижала его настолько сильно, что он, даже когда все уже пошло прахом, не смог открыть мне всей правды. Челль был в нашей семье стабильной скалой. Если мы сбивались с пути, нам угрожало наводнение или кто-нибудь заболевал, он всегда действовал спокойно и решительно. «Все образуется», – обычно говорил Челль чудесным голосом, который мне по-прежнему слышится. Но после нескольких лет с Камиллой он превратился в развалину. Едва отваживался перейти улицу, сто раз перед этим оглядываясь. На работе утратил всякую мотивацию – просто сидел, повесив голову. Один из его ближайших сотрудников, Матс Хедлунд, позвонил мне и по секрету рассказал, что создана комиссия по расследованию того, каким образом Челль продал тайны компании. Это звучало чистым безумием. Челль был самым порядочным из всех известных мне людей. А если он действительно что-то продал, то куда в таком случае подевались деньги? У нас их было меньше, чем когда-либо. Его счет был совершенно пуст, наш общий счет – почти что тоже.
– Как он умер?
– Он повесился, не объяснив ни слова. Однажды, придя домой с работы, я обнаружила его висящим под потолком в гостевой комнате в подвале… да, в той самой комнате, где с ним развлекалась Камилла. В то время я была высокооплачиваемым ведущим экономистом, и предполагаю, что у меня могла бы сложиться хорошая карьера. Но после этого для нас с Муа все рухнуло. Не буду вдаваться в подробности. Вы хотели знать, что случилось с Камиллой… Это просто уму непостижимо. Муа начала резать себя и почти прекратила есть. Однажды она спросила меня, считаю ли я ее быдлом. «Господи, душа моя, – возмутилась я. – Как ты можешь такое говорить?» Тогда она ответила, что это сказала Камилла. Что она сказала, будто все до одного, кто когда-либо встречался с Муа, считают ее мерзким быдлом. Я призвала на помощь всех, кого могла: психологов, врачей, умных подруг, использовала препарат «Прозак», – но ничего не помогало. В один прекрасный весенний день, когда вся остальная Швеция праздновала какой-то дурацкий триумф на песенном конкурсе Евровидения, Муа спрыгнула с финского парома – и моя жизнь тоже кончилась, так мне казалось. Я утратила всякий интерес к жизни и долго лечилась в больнице от глубокой депрессии. Но потом… не знаю… паралич и горе в каком-то смысле превратились в злость, и я почувствовала, что должна разобраться. Что же на самом деле произошло с нашей семьей? Что за злая сила к нам просочилась? Я начала собирать материалы про Камиллу; не потому, что хотела снова с ней встретиться, ни в коем случае, но мне хотелось понять ее – наверное, как родителю убитого в конце концов начинает хотеться понять убийцу и разобраться в его мотиве.
– Что вам удалось узнать?
– Поначалу – ничего. Она полностью замела за собою следы. Это напоминало погоню за тенью, за призраком, и я не знаю, сколько десятков тысяч крон потратила на частных детективов и других ненадежных людей, обещавших мне помочь. Я никуда не продвигалась, и это сводило меня с ума. Я сделалась одержимой, почти не спала, и никто из подруг уже не мог меня выносить. Это было жуткое время. Меня считали зациклившейся на бесплодной борьбе, и, возможно, по-прежнему считают – не знаю, что вам сказал Хольгер Пальмгрен. Но…
