В какой-то момент Ашш-Ольгар узнал всё, что хотел, и коленнопреклонный Ларейго рухнул навзничь. Я оглядела гостиную, полную безжизненных тел, и поняла, что пришёл мой черёд. И как бы ни говорила себе, что мне не страшно, что я готова, но время всё равно как-то мучительно замедляет свой ход, и я подмечаю каждую деталь, и слышу, как что-то грохочет в ушах – наверное, сердце. Но не жалею ни о чём, я не могла просто стоять и смотреть, и затаиться, сделав вид, что убивать детей – норма, выше моих сил.
Император встаёт, раздражённо – я откуда-то точно это знаю – отбрасывает стул, поворачиваясь ко мне, делает шаг, другой, и оказывается совсем рядом, так, что мне приходится сильно задирать голову. Потому что я хочу умереть, глядя на него с вызовом, не склоняя голову и не предавая саму себя.
– Самое тупое покушение, – зло информирует меня Ашш-Ольгар, – хоть и самое искреннее. Ну, и почему я должен тебя оставить в живых?
Мне нечего сказать, ведь я так ничего и не придумала, честно говоря, даже не очень и хотела придумывать, так что я молчу, упрямо вздёрнув подбородок.
– Если нечего сказать, можешь использовать рот по-другому, – продолжает злиться Ашш-Ольгар. – Может быть, это убедит меня даже больше!
Как по другому-то? Спеть что ли? – недоумеваю я. Но молчу. И на моё горло ложится рука Императора, пока лишь только прикасается, не давит, но ему ведь даже этого не надо, чтобы убивать. Это мне просто, видимо, особая честь за какие-то неведомые заслуги – Ашш-Ольгар не погнушается замарать об меня руки…
Кажется, он ещё и лезет ко мне в голову, потому что начинают ныть виски, и я ни с того ни с сего говорю:
– Из-за детей!
– Что? – удивлённо переспрашивает Император и убирает руку с моего горла. – Они спят. Все трое спят! С самого момента нашего прихода!
Я не понимаю, верю ли ему, но однозначно чувствую внутри какую-то пустоту. Я снова облажалась, увы. И всё ещё стою на коленях, с неудобно вывернутыми руками, а Ашш-Ольгар что-то не торопится решить мою судьбу.
Император снова протягивает ко мне руку, и я непроизвольно пытаюсь вжать голову в плечи – ощущать прикосновение на своей шее совершенно не хочется, тем более что теперь-то он, наверное, принял решение, и мне конец. А я, оказывается, очень-очень хочу жить! И прямо сейчас я готова пообещать ему и своё тело, и свой отсутствующий дар и что угодно ещё, потому что передумать и умереть я по-любому всегда смогу. Но сказать я ничего не успеваю – Ашш-Ольгар берёт мой амулет стражника, вообще-то он был под рубашкой, но шнуровка, как водится, услужливо распахнулась перед Императором, и задумчиво на него смотрит. И я с опозданием понимаю, что остановил меня не амулет. По крайней мере, если вспомнить Гильермо Зорго, то для него эффект был другой. Так что, получается, амулет не сработал. Наверное, потому что я напала не из ненависти или зла, они просто не успели созреть в моём сердце в достаточной степени, скорее, это было как выдернуть из огня сунувшегося туда ребёнка. И, возможно, только поэтому я ещё жива.
– Ляжешь под меня, сегодня же, – безапелляционно заявляет он, и я, помедлив, киваю, почему-то не веря до конца, что он и правда воспользуется полученным вот так согласием. Зря, наверное. Но это ещё не всё. – И клятву принесёшь.
– Да, Господин, – заставляю себя всё-таки вытолкнуть два слова из словно бы перехваченного спазмом горла. Клятву так клятву. В конце-то концов, любую клятву можно обойти, ну или погибнуть, пытаясь это сделать. Так что я ничего не теряю. Кажется.
Ашш-Ольгар отпускает амулет, и я чувствую, как он стукается легонько о моё тело, а Император тянет руку туда же, и я вся замираю, испуганная, что «сегодня же» вот-вот превратится в «сейчас же». Но он лишь затягивает обратно шнуровку, почему-то без применения магии на этот раз.
– Комендант пришёл, – роняет Император, отворачиваясь от меня. – Вставай, Ика Стайер, моя верная стражница.
В последней фразе мне вдруг слышится какая-то невесёлая насмешка, только непонятно: то ли надо мной, то ли над самим собой. А может, просто над обстоятельствами.
Та же сила, которая давила меня, держа на коленях, вздёргивает вверх.
– Подождёшь меня в гостевых апартаментах, – холодно роняет Ашш-Ольгар, и я, не смея ослушаться, хотя и крутится мысль, что по-хорошему надо бы бежать, послушно выхожу за дверь и прошу первого попавшегося слугу отвести меня туда. Они ещё не знают, что произошло с хозяевами дома, что там, в голубой гостиной пять тел в беспамятстве, знают лишь, что я пришла с Императором, так что меня покорно провожают в уже почти подготовленные комнаты. Я некоторое время просто тупо смотрю на суетящихся горничных, протирающих и без того идеально чистые подоконники, и думаю всякие глупости: что Он будет делать дальше с ними? Губернатора, понятно, арестует. А остальные? Раз не убил сразу, то, наверное, всё же не убьёт? Да и как он собирается справиться один? Хотя… раз он вызвал своих людей в имение Аблес, то, возможно, и сюда скоро кто-нибудь подоспеет. А потом я спохватываюсь – непонятно, когда предоставится следующий такой шанс, и бросаюсь читать переписку тёти Эльзы. Я не рассчитываю найти там хоть что-то действительно знаковое, говорящее, обличающее, но первое же письмо, почти случайно выбранное, заставляет моё сердце перейти на какой-то сумасшедше-рваный ритм.
Письмо не распечатано, на конверте надпись «Вскрой после моей смерти», так что я с полным правом открываю, торопливо, дрожащими руками, удивляясь, почему буквы начинают расплываться перед глазами, а сами глаза щипет.
«Я знаю, что подписала себе смертный приговор», – пишет тётя, и я невольно всхлипываю. «Месяц назад, в день пятнадцатилетия Аники. Когда не смогла отдать её Ему. Он и так забрал моих сыновей, и это моя непреходящая боль и скорбь, хоть я никак и не могла на это повлиять, но девочка была так чиста и наивна, что я просто не смогла. Я умру, как только Он поймёт, что посмела ослушаться. А Он поймёт, я точно знаю, это лишь вопрос времени. И когда это случится, заклинаю тебя, ради всего, что нас когда-то связывало – сделай всё, чтобы Он до неё не дотянулся. Если придётся – отдай Пауку, но только не Ему.
И если сможешь её отыскать и узнать, пожалуйста, позаботься. И дня не проходит, чтобы я не проклинала себя, за то, что лишила её будущего и обрекла на испытания, я так старалась обрубить всё, что может связать её с Семьёй, даже саму память бедной девочки, что, боюсь, оставила её слишком беспомощной и потерянной. Мне каждую ночь снятся ужасы. Что она голодает. Что на неё напали и надругались. Что она замёрзла. Что она всё же досталась Ему… Сделай это для меня.
Прощай. Всегда твоя Эльза.».
Я дочитала, уже плача в голос, и откуда-то точно зная, что это письмо было предназначено не Артуро. Кому? Не знаю. Наверное, надо смотреть завещание тёти Эльзы, чтобы это понять. И, скорее всего, письмо было защищено магией, которую Император походя снял, когда мы обыскивали кабинет.
Чтобы как-то успокоиться и отвлечься, я начала читать дальше и успела ещё четыре письма, они были куда длиннее, но не несли никакой полезной информации, по крайней мере, на первый взгляд. И продираться через них было очень тяжело, так что возилась я долго. Возможно, они зашифрованы, и я просто не усмотрела этот самый шифр, а возможно, речь и правда идёт лишь о бытовых вопросах, и тогда я напрасно трачу своё время. С другой стороны, а чем мне ещё заняться?
