— Право же, с ней не соскучишься. Я шлю ей открытку с Корсики, предупреждая о возвращении, а она втихаря делает мне ручкой.
— Вы живете здесь вместе с нею? — дерзнул спросить Шаван.
— Нет. Ничего подобного. Я сдала ей свою меблированную квартиру. — Доминик кокетливо улыбнулась. — И очень миленькую, правда? Тут все мое, за исключением картин. Они подарки, как вы догадываетесь. Лейла не из тех, кто тратит деньги на живопись. Она слишком практична. Но расскажите о себе, чтобы мы лучше познакомились.
— О! — сказал Шаван. — Я ничего интересного собой не представляю.
— Ну а все-таки! Вы в отпуске?
— Нет, вернулся насовсем. У меня есть кой-какие планы.
— А правда, что французы все еще неплохо зарабатывают в Африке?
— Немного меньше прежнего.
— Ладно. Видать, из вас приходится тащить каждое слово. Вы с Лейлой — два сапога пара. Но когда она вернется, вы не сможете тут оставаться.
— Что же, переберусь в отель.
— Если у вас завелись приличные деньги, возможно, теперь она за вас и выйдет.
Доминик слегка откинула голову, чтобы всласть насмеяться, потом, глянув на часы, встала.
— Я охотно еще поболтала бы с вами, — сказала она. — Вы нравитесь мне. Красавцем вас не назовешь, но что-то в вас есть… Так и хочется перевести вас через дорогу, как слепого. Мы еще увидимся?
— Да-да, разумеется, — поспешил заверить ее Шаван. — Я просто одичал в Африке. И нуждаюсь в человеке, который поможет мне вернуться к цивилизации.
— Ну что ж, тут есть над чем подумать.
— Давайте позавтракаем вместе, — предложил Шаван.
— Ишь какой напористый. И вправду обитатель лесов!
— Где мы встретимся?
— В «Золотой раковине». Это у самого въезда на бульвар Батиньоль. Скажем, в час. Вот увидите — там очень славно. Лейла любит туда захаживать.
Махнув на прощание рукой, Доминик ушла, оставляя за собой шлейф из аромата духов. Шаван слышал, как щелкнула входная дверь. Он так и не шелохнулся в своем кресле, впав в прострацию. В его голове чередой сменялись мысли, как у больного после операции, который отходил от анестезии. Доминик… Это имя и мужское и женское… Выходит, у Люсьены не было постоянного любовника… И он уже столько дней гоняется за тенью.
В общем, с одной стороны, завеса, окружавшая тайну, несколько приоткрылась. Просто-напросто Люсьена вела двойную жизнь, зарабатывала много денег благодаря богатым и не слишком притязательным клиентам типа Манселя. Но с другой, эта тайна оказывалась за семью печатями из-за Фреда, из-за игрушек в шкафу. Какая тут связь с любовными делами?
Шаван рассеянно оделся; его мучила неопределенность. Он снова открыл шкаф и достал Лейлины игрушки. Но сколько бы он ни вертел их в руках, их связь с Лейлой от него ускользала. Может, Доминик смогла бы его надоумить… Насколько он ненавидел Доминик, считая мужчиной, настолько должен отныне усматривать в ней единственную союзницу. Изящная блондинка, хорошенькая женщина, она обернулась для него даже чем-то большим — другой Лейлой, которую так и хотелось заключить в объятия.
Шаван закурил сигарету — дым помогал ему размышлять. В сущности, важно не то, что Лейла была Люсьеной и наоборот, а то, почему ее так любили мужчины. Что же она скрывала от него, но давала другим? И вот то, что она давала другим, несомненно, присуще и Доминик. Помечтав на эту тему, он взглянул на часы. Полдвенадцатого. Ему хватит времени заглянуть в больницу. Снова увидеть Люсьену до встречи с Доминик значило оградить себя от… Он точно не мог сказать, от чего именно… от опасности, что ли?
В больнице его уже знал весь медицинский персонал этажа. Он — несчастный «муж комы». При встрече ему сочувственно улыбались, желая ободрить. Мари Анж с помощью сиделки заканчивала обрабатывать кожу Люсьены тальком.
— Бедная малышка, — сказала она, — если не принимать такой меры предосторожности, чего доброго, замучат пролежни.
— Хотите, я вам подсоблю?
— Оставьте, мы уже набили себе руку. И потом, она стала легкая, как перышко. Ужасно исхудала.
Они перевернули Люсьену обратно на спину, застегнули пуговицы ночной рубашки, которая распахнулась на отвисшей груди. Шевельнув пальцами, Люсьена больше не подавала признаков жизни.
— Как печально видеть в таком состоянии молодую женщину. Наверное, раньше она была прехорошенькой, — сказала Мари Анж.
— Да. Она была хорошенькая.
— Будем надеяться, что все это восполнимо.
Пустые слова. Не утешения, а старые басни. Он посмотрел на утончившийся нос, щеки, казалось бы втянутые внутрь, коричневато-лиловые веки, подкрашенные болезнью. В то время как Лейла… Или, скорее, нет, Доминик. В его сознании эти две женщины как бы играли с ним в прятки. Если он сблизится с Доминик, тем самым он сблизится с Лейлой.
«Ты сама толкаешь меня на это, — подумал он, усаживаясь у изголовья Люсьены. — По твоей милости я чувствую, что иду туда, куда бы мне вовсе не хотелось».
Шавану открывался мир проституток, вызываемых по телефону. Раньше он представлял его себе несколько упрощенно, а между тем не был ни простаком, ни ходячей добродетелью; просто он вел слишком серьезный образ жизни, чтобы не презирать этих созданий, способных только продавать себя за звонкую монету. Они живут в мире ночи… Лейла… Что же произойдет, когда она перестанет отвечать на звонки своих клиентов?.. Это слово резало Шавана по живому, но приходилось предусматривать возможные варианты. Станут ли Мансель, или Офруа, или кто-либо другой поднимать на ноги полицию? А в том случае, если начнется расследование, не дойдет ли дело и до него? Значит, он будет вынужден уйти с работы. И отдать свои фирменные нашивки, как какой-нибудь вероломный армейский офицер.
На лбу Люсьены выступила испарина. Он стер ее кончиком своего носового платка… Но никакого расследования не будет. Проститутка, не подающая признаков жизни, — кого это волнует?
Никого, кроме Доминик, которая станет тщетно ждать квартплаты от Лейлы. Опасность с этой стороны неизбежна.
— Вот видишь, — укоризненно бормотал Шаван, — в какое положение ты меня поставила!
Шаван услышал в коридоре голоса и узнал среди них голос доктора Венатье. Он поспешил выйти за порог. Доктор остановился и сказал сопровождающей его медсестре:
— Я сейчас. Предупредите их.
Затем пожал руку Шавана.
— Вы видели свою жену? Прелюбопытнейший случай, но, к сожалению, весьма распространенный. Кровоподтеки исчезли. Рана на голове полностью затянулась. Все нормализуется, за исключением мозга. Мы еще подержим ее у себя некоторое время… а потом… Поживем — увидим… Однако ничто не потеряно, уверяю вас… Вы меня извините?
Он поспешил следом за медсестрой. У Шавана не хватило мужества вернуться в палату. Бросив последний взгляд на Люсьену с порога, он прикрыл дверь. Опустив веки, Люсьена отдыхала с трагическим выражением лица. Но она не умерла, поскольку вскоре он в некотором смысле опять встретится с ней в ресторане. От этих абсурдных мыслей у него пошел зуд по всему телу, как от кори. Шаван побрел по бульвару пешком. Он недолюбливал это место из-за встречавшихся на каждом шагу sex-shops, ресторанов, киношек, демонстрирующих порнографические фильмы, странноватых гуляк, от которых не знаешь, чего и ждать. Он привык соприкасаться с людьми солидными. С годами он усвоил предрассудки дворецкого в барской усадьбе и в этой обстановке чувствовал себя не в своей тарелке.
