— Без всякого сомнения.
— Так вот, мои родители и я вернулись во Францию после известной тебе заварушки
[10]. Настало невеселое времечко… А потом я попала в Париж… и там… Но чем еще прикажете заняться девушке без гроша в кармане? Я начала с малого, и не единожды все могло плохо обернуться. Клянусь тебе, старикан, добиться независимости — ой как трудно… Право, не знаю, зачем я все это тебе рассказываю. Думаю, ведь и тебе несладко пришлось в Габоне.
— И вы снова повстречали Лейлу?
— Да, совершенно случайно. В магазине «Три квартала». Она покупала перчатки. Я тоже. Мы оказались рядом нежданно-негаданно. Какая все-таки странная штука жизнь! Мы оглядели друг дружку. Вид у нее был неказистый. Я повела ее к себе. Мы поболтали. И я узнаю, что она была замужем, овдовела. Невооруженным глазом заметно — в роскоши она не купается. Я сказала ей: «Последуй моему примеру. Увидишь: стоит однажды решиться…»
— И она решилась.
— О! Не сразу. Она боялась типа, который подобрал ее в Алжире и удочерил… Но в конце концов принялась за дело. У меня обширные знакомства. Я порекомендовала ее одному, другому.
— Как это великодушно с вашей стороны, — дрогнувшим голосом изрек Шаван.
— Бог велел помогать ближним, — сказала Доминик. — Но потом она меня поразила. И знаешь чем? Как правило, типы, которые в нас нуждаются, — я не о тех, кто просто любит это дело, а о других — у кого хандра, так вот эти словно малые дети — их надо ублажать. А с Лейлой все вышло с точностью до наоборот. Я плохо объясняю: все так запутанно… но ты меня понимаешь. Она много страдала, и это делало ее интересной. Так она сколотила клиентуру из стариков, которые вполне годились ей в отцы.
— Они возвращали ей вкус к жизни?
— Вот именно. До такого надо додуматься, ты согласен?
— А может, она и вправду хлебнула горя? Я говорю не о ее детстве, но потом?.. Если у нее был несчастный брак?
Доминик, которая уже протянула руку к бокалу, похоже, задумалась.
— Пожалуй, — допустила она. — Возможно, она хотела взять реванш.
Еще одно слово, вонзившееся ему занозой в самое сердце. Шаван умолк. Официант принес салат, и Доминик собиралась разложить его.
— Позвольте, — остановил ее Шаван.
Привычным жестом он зажал салатный прибор между пальцами так, чтобы ложка была снизу, и ловко поддел салатные листья.
— Браво! — похвалила Доминик. — Как если бы занимался этим всю жизнь.
Шаван покраснел.
— Я занимался всем понемножку, — пробормотал он. — Но, возвращаясь к Лейле: и много она зарабатывает?
— В этом-то все и дело! — вскричала Доминик. — Насколько мне известно, у нее клиентов — раз-два и обчелся. К тому же она проводит здесь половину недели… А где вторую? Загадка. И тем не менее у нее большие возможности. Я надрываюсь, чтобы свести концы с концами… Ладно, не буквально, разумеется. Словом, я вкалываю. А мадам набивает себе карманы без всякого напряга.
Шаван схватил Доминик за запястье.
— Между нами говоря… Вы ее недолюбливаете?
С вымученной улыбкой она протянула свой стакан.
— Еще капельку!
— Вы мне не ответили.
— Кому какое дело до того, люблю я ее или нет. Да, я ее не люблю, если хочешь знать. Не из зависти, нет, скорее, она меня раздражает. Лейла — тот самый муравей среди стрекоз из знаменитой басни, помнишь? Женщина, которая копит, копит, но никогда не раскошеливается.
Доминик попала смешинка в рот, и она уткнулась лицом в салфетку.
— Я перебрала, — прошептала она. — Так о чем я тебе толкую?
Промокнув глаза, она изменила тон:
— Ну, хватит. Пора нам сменить пластинку. Поговорили о Лейле, и будет.
— Мороженого? — предложил Шаван.
— Охотно.
— Тогда два мороженых!
— Ты намерен ее дожидаться? — тут же продолжила Доминик.
— Кого?
— Лейлу, черт подери. Долго ждать себя она не заставит. Но предупреждаю, мой мальчик. Держи с ней ухо востро. Иначе она обдерет тебя как липку.
Перед Шаваном молнией промелькнула картина: больничная палата, капельница на кронштейне, и его взгляд скользнул по трубкам к застывшему лицу Люсьены.
— Знаешь, — изрекла Доминик, — прошлое та же кошка. Когда его будишь, оно царапается. Оставь ее — мой тебе совет.
— Может, вы и правы.
Пока Доминик снова наводила красоту, Шаван потребовал счет.
— Полтретьего, — сказала она, обводя помадой гримасничающие губы. — У меня полпятого свидание. Время у нас есть.
— Время на что? — спросил Шаван.
— На то, чтобы поехать ко мне. Мне хочется показать тебе, где я живу. Надеюсь, ты у меня еще появишься пропустить стаканчик? Наверное, тебе ужасно одиноко.
— Ужасно.
— Бедный зайчик. Поехали со мной!
— А кофе не хотите?
— Дома.
Они встали, и вокруг них засуетилась обслуга. На улице Доминик взяла Шавана под руку.
— У меня кружится голова, — пробормотала она. — Но мне хорошо. До стоянки такси рукой подать.
Шаван взволновался, почувствовав руку молодой женщины, затянутую в перчатку, в своей разгоряченной подмышке. Когда они с Люсьеной выходили из дому вместе, она всегда шла поодаль. И если на тротуаре было много людей, руку предлагал ей он.
На стоянке дежурила одна машина.
— Улица Труайон, — сказала таксисту Доминик и прильнула к Шавану. — Эта квартира — моя собственность, как и на бульваре Перейра. Мне порекомендовали вложить деньги в камни. Все это премило, но пришлось влезть в долги и платить разорительные проценты. Видишь ли, я сейчас переживаю трудные времена.
Шаван притворился, что не понимает.
— А что это за свидание полпятого? — спросил он.
— О, не бог весть что. Молодой дурачок приносит мне цветы и распинается в чувствах. До чего же можно быть глупым в таком возрасте. Ты рисуешься мне таким же до твоего отъезда в Габон.
— Спасибо.
— Любовь! На нее нужно столько времени!
Доминик отстранилась от Шавана и молчала, как если бы ее донимали тягостные мысли. Такси остановилось. Они сошли, и Шаван расплатился с таксистом.
— Приехали, — сказала Доминик. — Нам на третий. Я покажу тебе вид на авеню Мак-Магон.
В кабине лифта Доминик гладила кончиками пальцев стенку, по цвету напоминающую сейф.
