– Люблю, кто же их не любит.
– Тогда я знаю, что приготовлю на обед, – обрадовалась кухарка. – Специально для вас! Мое фирменное грибное блюдо, императорский жюльен по-павловски!
– Не стоит так утруждаться ради меня, – любезно ответил барон. При слове «жюльен» его лицо передернуло от отвращения.
– Надолго вы у нас?
– Надеюсь, надолго, уж больно здесь хорошо, – на автомате сказал барон. – Скажите, Анна Павловна, а что у вас тут с фундаментом?
– С фундаментом? – не поняла кухарка.
– Крепкий он?
– Вы о фундаменте дома? – уточнила Анна Павловна, как будто знала какой-то другой фундамент.
– Да, о нем. Крепко стоит ваш госпиталь?
– Вроде не жаловались.
– Не шатает его от ветров?
– Не замечала, если честно.
– Вот и славно, – улыбнулся барон. – Не смею вас больше отвлекать, дорогая Анна Павловна.
Барон Корф пошел дальше, зашел за угол – так, чтобы его никто не видел, и воткнул свой прут в фундамент. Появились трещины. Барон Корф вытащил прут и широко улыбнулся.
17
– Рататоск белка резво снует по ясеню Иггдрасиль, все речи орла спешит отнести она Нидхеггу вниз, – напевал барон Корф за несколько минут до обеда, все еще прогуливаясь близ госпиталя. Вдруг он застыл на месте и закатил глаза.
18
Маруся Павловна выглянула в окно и увидела что-то странное. Там, где раньше была пустота, теперь стояло дерево. Она завороженно смотрела на дерево и не могла оторваться. Еще больше девушка удивилась, когда оно пошло, направившись к входной двери. Маруся Павловна перепугалась и зажмурилась, а когда открыла глаза, поняла, что это был барон Корф. Она пискнула и начала нервно хохотать.
19
Перед обедом Лев Натанович решил заглянуть в дом Прокла. Он ломал голову, кто способен заменить заведующего, и с неохотой представлял, как придется теперь писать официальное прошение о новом работнике по причине кончины прежнего. Серафиму Павловну можно было не менять. «Войны нет, если уж по-честному, то и Маруся здесь нужна только для того, чтобы Валерьян не начал прижигать себе пальцы в печи от избытка семени». Хотя Лев Натанович, конечно, знал, что Маруся Павловна не допускала Валерьяна, куда он желал попасть, но что-то между ними все-таки было, и этого «было» достаточно для поддержания рассудка молодого хирурга.
Вернувшись к мысли о том, как правильно оформить прошение о замене Прокла, доктор зашел в его жилище, которое любил называть сараем, особенно после смерти супруги заведующего.
Лев Натанович осмотрелся. За свою практику он многое повидал, поэтому не боялся мертвецов. В призраков доктор не верил. «Уж сколько я тел порезал, сколько трупов перевидал, ничего такого не видел – значит, и нет этого». Льву Натановичу бросилась в глаза тонкая тетрадка, рядом с которой стояли еще не успевшие засохнуть чернила. Доктору стало страшно – Прокл не умел писать.
Лев Натанович открыл тетрадь и пролистал ее. С каждой перевернутой страницей его страх нарастал. Записи были сделаны неаккуратно, хаотично, будто писавший каждый раз в спешке орудовал ножом, а не пером. «Писать смолой деревьев», «заговорил с белкой», «степь отступила, теперь я один» и множество однотипных записей «сегодня убил…», число засечками и примитивный рисунок дерева.
На последней странице доктор обнаружил запись, сделанную Проклом накануне гибели. «Рататоск нашептал, он идет».
Лев Натанович спешно убрал тетрадь во внутренний карман, сложив ее вдвое, и вышел из жилища как раз в тот момент, когда барон Корф открыл дверь госпиталя.
20
Рано темнело. Ворона смотрела в окно и видела, как расселись бескрылые за столом.
21
Анна Павловна кружила вальс, расставляя нескончаемые тарелки.
– Откуда это вы, голубушка, столько всего вычерпали? – ухмылялся Лев Натанович, севший на свое привычное место во главе стола. – А говорили, нехватка продовольствия.
– Так гости же, Лев Натанович, – оправдывалась Анна Павловна, понимая, что переборщила, оголив ради этого обеда чуть ли ни весь склад. В порыве произвести впечатление на барона Корфа остановиться она не могла.
По правую руку от доктора сидел Валерьян, по левую – Маруся Павловна. Молодые люди напряженно переглядывались и посматривали на гостей.
Мария Леопольдовна к обеду не спустилась – она занималась сыном и так увлеклась, что даже не обратила внимания на странные события, произошедшие в военном госпитале. Ей и так хватало странностей: Мария Леопольдовна не разбиралась в детях, но догадывалась, что на второй день ребенок вряд ли начнет ползти. Мальчик, однако, всего за одну ночь оброс, по-младенчески возмужал, стал ясно смотреть на мир и перед обедом вдруг пополз. Она еще не знала, что к вечеру он научится ходить.
Барон Корф расположился напротив Льва Натановича, по правую руку от него сидела Лидия, по левую – Кира и Калипсо.
– И все-таки не понимаю, Лев Натанович, – громыхнул барон, – почему это вы так любите войну. Что же в ней хорошего?
Лев Натанович, насадивший на вилку уже второй маринованный огурец, поперхнулся. Все в доме знали, что доктор мирился с войной, как с необходимым злом, даже симпатизировал ей. Он любил медицину и свою врачебную практику, а война питала его страсть, поставляя сырье. Но никто не осмеливался говорить об этом, чтобы не смущать Льва Натановича.
– А с чего вы взяли, что я люблю войну? – нашелся доктор.
– Ну как это с чего, – засмеялся барон, – смешной вы человек! Вы же сами мне об этом сказали.
– Полагаю, вы ослышались, барон, – отрезал Лев Натанович, отправил в рот второй огурец и захрустел.
– Ничего я не ослышался, – обиделся гость.
– Я думаю, уважаемый барон, – вклинился Валерьян, – доктор имел в виду…
– Валерьян, позвольте я сам буду говорить за себя, – оборвал его Лев Натанович. – Если вы желаете знать – да, мы все здесь заждались войны. Именно заждались. Но это не значит, что мы ее любим.
– И что же вам, без войны плохо живется? – с усмешкой спросил барон. – Если хотите мое мнение, войны надо не ждать, а бояться.
– Бояться? – завелся Лев Натанович. – Чего же ее бояться, что в ней такого страшного? Чего я не видел на этой вашей войне?
– Извините, доктор, не хочу вас обидеть, но были ли вы на войне, чтобы так о ней рассуждать?
– Был ли я? – вскипел Лев Натанович. – Да что я могу не знать о войне! Страшиться нужно чего-то неизведанного, а здесь я все знаю, могу восстановить по травмам любое событие, видел все, спускался в бездну, на самое дно. Я был там, слушая рассказы солдат, которых спас от смерти здесь, в этом госпитале!
