– Сами? Да что это вы такое говорите? Вы сами-то в это верите? – доктор провел рукой по волосам, отчего они взъерошились.
– Да, но главное, что в это верите вы, просто не хотите признать. Я говорю лишь то, что мы никого не убивали.
– Не понимаю, – Лев Натанович опустил руки.
Доктор никогда еще не выглядел так жалко и не чувствовал себя столь беспомощным. Стоя посреди гостиной с потухшим взглядом, Лев Натанович готов был принять последний удар в своей жизни, совершенно не понимая, что это будет за удар. Более того, не в силах терпеть, он отчаянно желал, чтобы удар этот был нанесен как можно скорее.
– Лидия, доченька, зачем ты так с доктором? – за спиной Льва Натановича раздался знакомый бас. – Давайте объясним ему все по-человечески.
– По-человечески? – усмехнулась Лидия. – Отец, ты слишком веришь в людей, они не понимают по-человечески.
– Мудрость твоя меня всегда поражает, – похвалил ее барон. – Но давай все-таки скажем доктору, что он хочет услышать.
– Да, но мы же не можем все время делать то, что он хочет.
– Вы отпустите нас? – спросил Лев Натанович, больше ему ничего не пришло в голову.
– Кого это – вас? Тут и отпускать-то некого, – развел руками барон.
30
Мария Леопольдовна вылезла из окна и спускалась вниз.
– Скорее, – сказала она мальчику.
Мальчик уцепился за карниз, затем ловким движениями хватался за выступы фасада, приближаясь к земле.
31
– Как это – некого? – не согласился Лев Натанович.
– Ну а кого? Я же не виноват, что у вас тут все померли, – развел рукой и прутом барон Корф. На пруте было три новых листа.
– Померли? Да что вы такое говорите? Вы же всех и убили. Остался только я и…
Лев Натанович все пытался сложить в голове план, как спасти Марию Леопольдовну и сына, но план не складывался. В его голове уже ничего не складывалось.
– Не переживайте, Мария Леопольдовна и сын ее сейчас благополучно покидают здание, – успокоил и напугал доктора барон. – Они будут жить.
– А как же остальные? – машинально спросил Лев Натанович, под «остальными» подразумевая, конечно, себя. – Остальных вы отпустите?
– Вы сами себя не отпустили, – барон Корф принял серьезный вид, – Сколько лет вы здесь жили, а точнее сказать, не жили?
– Как это, сколько жили, – заторопился доктор, – что это такое – жили. Как это – жили?
Наконец, Лев Натанович нашел ответ.
«Шесть лет без войны», – неожиданно он понял, что ему становится легче.
– Вы давно могли сами себя отпустить, но вместо этого заперлись здесь и позволили запереться остальным, – спокойно говорил барон. – Они сами себя убили, и вы тоже.
– Запер, – повторил Лев Натанович. – Убил.
Ему стало очень легко: столько лет доктор носил в себе непроизносимый, неосознанный грех, а барон сформулировал его играючи, в одну секунду, легко, и в этой легкости доктор нашел облегчение.
– Отпустите! – в эйфории Лев Натанович бросился на барона и повис на выставленном вперед пруте.
– Отпускаю, – произнес Корф.
32
– Здесь больше никого не осталось, нам пора, – сказал Лидии барон Корф, – Калипсо все подготовила?
– Подготовила, – ответила Лидия, – но в доме есть еще один…
– Поверьте, доченька, он спасется, – уверенно произнес барон, они вышли из госпиталя.
33
Барон Корф помог Марии Леопольдовне и мальчику опуститься на землю. Дочери стояли позади него.
– Не бойтесь, мы вас не тронем, – заверил барон Марию Леопольдовну.
Мальчик встал на землю, открыл рот, будто хочет сказать первое слово, но закрыл и не сказал.
– Позже, – заверил барон Корф. – А теперь отойдем.
Они отошли к повозке и стали смотреть, как рушится дом. Заржала лошадь, треснул фундамент, дом, весь окутанный лозой, разломился пополам. Он уходил под землю, а на его месте прорастало величественное дерево. Но перед тем, как госпиталь провалился, из него выбежал Витенька с газетой в руках.
Он подбежал к барону. Вместе с мальчиком они уставились на Корфа.
– Одни вы и поймете, – вздохнул барон, на плече которого уже сидела белка, – познакомьтесь, это мой друг, его зовут Ратотоск. Он сообщает мне волю леса. Погладьте, не бойтесь.
Витенька и мальчик погладили белку, она улыбнулась в ответ.
– Много лет деревья жили в мире, – сказал барон Корф, – Но ваш госпиталь стал для нас ужасом. Обезумевший Прокл убивал деревья просто так, из прихоти, ставшей привычкой, но это еще полбеды. Тот, кто строил здание, выкопал огромную яму и затронул корневую систему. Да еще этот фундамент, на котором никогда не вырастет ни что живое… Мы очень быстро приняли решение объявить войну – она началась той ночью, когда мы ворвались в дом Прокла, шесть лет назад. Сегодня война кончилась, мы победили.
Дом рушился, дерево росло, Витенька протянул газету барону.
– Ммм!
– Что ты хочешь сказать, Витенька? – спросил барон Корф.
Сын Марии Леопольдовны выпрямился и открыл рот.
– Видимо, сегодня ты произнесешь свое первое слово, – обрадовался барон, – как это символично – оживает лес, оживает речь.
Мальчик закрыл рот, так ничего и не сказав. Он нахмурил брови. Барона Корфа посетило странное ощущение – он вдруг понял, что сейчас случится что-то страшное. Это изменит все – и не будет больше ни войны, ни людей, ни леса, ни этого места, ни барона Корфа и дочерей его.
Он понял, кто несет эту пустоту, и посмотрел на Витеньку.
Витенька открыл рот и сказал свое первое слово. И слово было.
Часть третья. Поиск (Словарь всех времен)
О «Словаре всех времен»
Я вошел в команду, которая будет работать над созданием «Словаря всех времен». Мне разрешили писать про него, пока не называя конкретных имен. Проект разрабатывает известное всем издание. Кто финансирует – не знаю, точно помогает Фонд Хорхе Борхеса. Ничего удивительного: Борхес еще в 1940-х придумал «Вавилонскую библиотеку». В свое время меня очень поразила эта идея: «Вавилонская библиотека» содержит все книги, когда-либо написанные людьми, но что удивительнее – все книги, которые когда-либо будут написаны. Это не вымысел, а чистая правда.
Далее «Словарь всех времен» я буду называть просто Словарем.
Идея Словаря похожа на задумку «Вавилонской библиотеки» (далее просто Библиотека). Борхес написал одноименный рассказ в 1941 году, оформил его в форме эссе.
