– Менты сто пудов зафиксируют, – сказал я. – Больно уж у тебя лицо подозрительно нервное сейчас, а у них профессиональный нюх на адреналин. Поэтому давай-ка лучше на такси. Тем более что бабло у нас теперь есть.
Бумажник Сашки был набит деньгами, поэтому как бы ни стонал мой напарник насчет аморальности моего поведения, но не признать очевидного и он не смог. Хоть и с оговорками. Пока мы шли от башни к шоссе, он продолжал бубнить своё:
– Конечно, брать у мертвых что-то неправильно. Не по-человечески. Но в нашей ситуации, увы, выбирать не приходится…
– Ты как будто себя уговариваешь, – хмыкнул я. – В нашей ситуации это просто хабар.
– Что это?
– Как нам поясняет Толковый словарь живого великорусского языка Владимира Даля, хабар – это барыш, пожива. А на зараженных землях так называют законную добычу. Без которой там не выжить, ибо в чернобыльской Зоне супермаркетов нету. Так что ты верно заметил – в нашей ситуации не до жиру. Кстати, вот и такси.
За годы моего отсутствия в столице ситуация с наемным транспортом заметно улучшилась. В потоке машин как минимум каждая десятая из них была желтого цвета. И стоило поднять руку, как к тебе торопливо направлялись сразу две, а то и три машины, выстраиваясь в очередь.
– Пятихатка до ближайшего фастфуда, – сказал я в открытое окно автомобиля.
– Без проблем, садитесь, – охотно согласился водила, понимая, что если не он, то конкуренты, выстроившиеся в хвосте, по-любому перехватят клиентов.
Впрочем, и путь оказался недолгим. Минут через десять такси тормознуло возле здания, облепленного рекламой, словно цветными заплатками.
– А почему фастфуд? – поинтересовался Фёдор, когда мы вышли из машины.
– Потому что, судя по сводкам криминальной хроники, в заведениях быстрого питания реже всего задерживают всяких злодеев, – усмехнулся я. – В ресторанах медленного и дорогого питания – чуть не каждый день. В гостиницах – тем более. На вокзалах – почти каждый час. А больше нам податься-то и некуда. Так что из всех зол выбираем меньшее.
– К тому же и перекусить можно, – оживился Фёдор.
Я скривился.
– Ну, перекуси, камикадзе. Я пару раз пробовал, так после этого ощущение, будто кирпич проглотил, и изжога целый день мучила. Уж лучше банку просроченной тушенки сожрать, чем эти суррогаты жевать.
– Мне нравится, – пожал плечами Фёдор. – Дешево и сердито.
– Самоубиться можно вообще бесплатно, – заметил я. – Да вот только я что-то не тороплюсь. Впрочем, как знаешь. Мне всё равно в туалет надо. Надолго.
– Фуа-гру прочувствовал? – злорадно поинтересовался напарник.
– А поновее ничего не придумаешь? – спросил я, перешагивая порог ресторана.
Фастфуд – он и есть фастфуд, не знаю даже, за что его рестораном обозвали. Запах натурального кофе забивало навязчивое амбре слишком вкусно пахнущих блюд, вызывающих у меня стойкие ассоциации с синтетикой и глутаматом натрия. Ну как, бывает, щупаешь материю, очень похожую на настоящий шелк, и понимаешь, что это экстремально дешевая китайская подделка.
На фастфудные запахи мой желудок снизу сразу подал сигнал: «Хозяин, не вздумай! Отреагирую так, что тебе точно не понравится!» Хотя не исключаю, что такая реакция на запах пищи возникла в связи с моей раной. Рука уже болела, и довольно сильно. Спасибо, что не дёргала. Но это пока. По ощущениям скоро начнет, и это будет плохо. Ибо к доктору с такой раной не пойдешь, потому как любой врач обязан насчет огнестрельных ранений у граждан немедленно сообщать куда следует. Поэтому придется обходиться своими силами.
Из портмоне Сашки я достал пятитысячную и протянул ее Фёдору.
– Держи, самоубийца. Только поаккуратнее шикуй, смотри с местных разносолов гастрит не заработай.
– Ты вроде в туалет надолго собирался? – хмыкнул Фёдор. – Вот и иди куда планировал. А я тут посижу, подумаю над трофеем.
– На, держи, чтоб лучше думалось, – сказал я, протягивая напарнику флешку, которую я забрал у мертвого Сашки вместе с остальным хабаром. И пошел по направлению к дверям с хрестоматийными табличками «М» и «Ж».
В «М» народу почти не было. Из шести писсуаров занят один, плюс две кабинки, вроде тоже пустые. Сунулся я в одну – и аж отпрыгнул.
Кабинка была забрызгана жидким дерьмом от пола на полтора метра вверх. Добротно так, будто из брандспойта шибанули. Унитаз, бачок, стена за бачком полностью, боковые стены частично, но тоже душевно. Такое впечатление, будто местный сортир бегемот посетил, имеющий привычку дристать, разбрызгивая свои выделения лопатообразным хвостиком.
– Матерь моя Зона… – выдохнул я, захлопывая дверь, ибо запах из кабинки шел соответствующий. Это ж умудриться надо эдак уделать место общего пользования! Вопрос ровно один: как неведомый посетитель отхожего места справился с такой сложной задачей? Задницей, что ли, водил туда-сюда? Может, художник современный, тренировался в создании инсталляции века?
– Уроды, мля, – качнувшись, сказал мужик у писсуара, поводя носом. – Козлы, нах.
С поддатым дядей трудно было не согласиться, но выбирать мне не приходилось. Поэтому я вошел во вторую кабинку, плотно закрыл дверь и достал из кармана желтую коробочку с рельефной надписью на крышке «Аптечка. Институт аномальных зон».
Про стоимость этой небольшой коробочки здесь, в Москве, я даже затрудняюсь сказать. Думаю, Сашкину иномарку на нее выменять можно было бы вполне, а то и две таких – если, конечно, найти людей, понимающих, что это за штука. Такие аптечки выпускал секретный институт в Украине, изучающий территорию, зараженную после чернобыльской аварии. По тем землям позже вдобавок волна неведомого излучения прошлась, после чего на них стали появляться артефакты с различными чудесными свойствами, а также аномалии, имеющие одно общее свойство – отправлять на тот свет охотников за артефактами. Впрочем, охотников это никогда не останавливало.
Так вот, ученые института, изучающие те аномалии и артефакты, наловчились делать из последних уникальные лекарства, не имеющие аналогов на Большой земле, – так люди, работающие на зараженных землях и в их окрестностях, называли весь остальной мир, об аномальных Зонах знающий лишь из интернета и телепередач.
Было в той аптечке несколько предметов и препаратов, о которых девяносто девять процентов врачей всего мира даже не слыхали – а те немногие, что слышали, ни разу не видали вживую. Но самым ценным из этих медикаментов был небольшой шприц-тюбик с короткой надписью на нем «Р-2». Мол, понимай как хочешь. Но те, кто был в теме, – понимали.
Я – был, ибо уже дважды испытал на себе действие препарата «регенерон», который делали то ли из тихоокеанских морских звезд Linckia, то ли из желез редчайшего мутанта – болотного ктулху, у которого любые раны затягивались прямо на глазах.
«Регенерон-1» я бы, пожалуй, вряд ли решился испытать на себе еще раз – уж больно адской была боль, когда препарат восстанавливал поврежденные ткани за счет твоей же собственной плоти. «Регенерон-2» действовал намного мягче. Но и цена его была соответствующей. За один грамм чудодейственного препарата в Зоне можно было получить полный комплект снаряжения, включая самое современное оружие, жратвы на месяц и боеприпасов сколько сможешь унести. А уж сколько мог стоить вот такой тюбик на Большой земле, я даже предположить боюсь. Однако я б его никогда не продал ни за какие деньги. Ибо жизнь бесценна, а полулегендарный «Р-2» частенько излечивал раны, несовместимые с жизнью.
