Стена прогнулась, камни затрещали, посыпались, он успел увидеть через дыру внутренности зала, с лютой решимостью навалился всей мощью, чувствуя, что здесь только его оболочка, а он сам весь там в ликовании рушит и разносит вдрызг…
Стена рухнула, а вместе с нею и соседние. Уцелела только дальняя, но он ощутил, что полностью истощился, нет сил даже удержаться на ногах.
Азазель все понял, мгновенно подставил под его руку плечо, а с другой стороны, стыд какой, подхватила Обизат, крепкорукая, несмотря на хрупкие формы юной девочки.
– Прекрасно, – выдохнул Азазель. – Это даже лучше, чем я ожидал… Мишка, ты прям Бегемот, король всех бехемов! Обизат, побудь с ним!.. Я отлучусь на пару минут.
Обизат кивнула.
– Я позабочусь о нем, – ответила она очень серьезном голосом послушной ученицы. – Никого не подпущу.
Он подмигнул ей, моментально исчез. Михаил поинтересовался вяло:
– Куда он?
Она ответила торопливо:
– Повелитель, вам лучше сесть прямо здесь, а то и лечь. Так быстрее восстановите силы. Никогда не слышала, что люди могут быть такими…
– Люди, – пробормотал он, – темные… бехемчики.
От величественного дворца-крепости остались развалины с единственной уцелевшей стеной, груды камней и обожженного кирпича на месте величественного и по-своему прекрасного здания, хотя и отвратительного из-за показной роскоши, пыль от развалин, а строили его, наверное, не один десяток лет…
Воздух колыхнулся тугой волной, Азазель возник в двух шагах, крепко держа за руку девочку лет пяти, крохотную и хорошенькую, с кудрявыми волосами. Ее не особенно портят даже небольшие рожки и вертикальные зрачки в желтых глазах, а когда улыбнулась ошарашенному Михаилу, он рассмотрел во рту длинные, как у волчонка, клыки.
Азазель сказал быстро:
– Не поняли? Ну и не надо. Это дочь Малфаса. Да-да, в его возрасте это что-то!.. Молодец старик. Михаил, что-то чуешь?
Михаил покачал головой.
– Ничего…
– А ты, Обизат?
Она ответила медленно:
– Сюда приближается… большая сила…
– Прекрасно, – ответил Азазель, и было видно, что доволен. – Не придется искать главу клана. Вот уже везет, так везет!.. Правда, это везение мы приближали, как могли…
– Ты все просчитал, – вяло обвинил Михаил.
– Просто понимаю мир, – ответил Азазель бодро, хотя Михаил видел, насколько темный ангел устал и тоже истощен. – И живу в нем… в соответствии.
Он красиво и величественно простер руку вдаль.
– Вон там…
Михаил всмотрелся, рядом Обизат сказала тихонько:
– Большой отряд. Все на бехемах… Хотя нет, сзади пешие воины… Но все бегут в тяжелом!
Из-под копыт красным маревом вздымаются волны мельчайшей пыли, можно рассмотреть только переднюю группу всадников. Военачальники во главе, одеты особенно тщательно, все с топорами и щитами, но в центре величавый демон без оружия и доспехов, подчеркивающий, что он правитель, у которого достаточно воинов, чтобы самому не носить оружие вот так постоянно и без важного повода.
– Станьте ближе, – велел Азазель. – Не карабкаться же им сюда! Тут и так тесно.
Михаил смолчал, все понятно, на этом пятачке опасно оказаться всем слишком близко друг к другу, Обизат прижалась к нему, всех троих ухватил Азазель, продолжая прижимать к себе девочку, и через мгновение ноздри Михаила уловили запах гари выжженной земли, а подошвы уперлись в спекшуюся красную глину.
Они все оказались у подножия величественной горы, Азазель сразу велел строго:
– Обизат, держи нож у горла девочки!.. А я буду говорить с вождем клана.
– Она и без ножа не вырвется, – пообещала Обизат.
– Знаю, – сказал Азазель, – но нам нужна демонстрация силы и решимости. И, главное, устрашительности! Это все равно, что, мило улыбаясь, держать во время переговоров нож у горла самого Малфаса!..
Она покосилась на Михаила за подтверждением, приказы принимает только от него. Михаил кивнул, что да, девочку резать вряд ли придется, но попугать ее отца обязаны, и она, поставив крохотную пленницу перед собой на виду, вытащила нож и, сделав зверское лицо, поднесла к ее горлу.
Большой отряд на бехемах остановился в сотне шагов. Вперед выехали только трое, но двое остались в седлах, а третий, толстый и очень немолодой демон, сполз по толстому боку бехема на землю и грузно двинулся в сторону Азазеля, что оставил свой отряд и выступил вперед.
Выждав паузу, во время которой вожак отряда подходил ближе, Азазель заговорил достаточно нейтральным голосом:
– Ты знаешь меня, Малфас. А я знаю тебя, представляться необязательно.
Малфас чуть наклонил голову.
– Ты Первый, который ушел с небес сам, по своей воле. Ушел и увел с собой двести ангелов. Это знает каждый в преисподней.
– Польщен, – ответил Азазель с достоинством.
– Жаль, – добавил Малфас с мрачным выражением, – узнать тебя могут только высшие лорды.
– Иначе, – подсказал Азазель, – я бы здесь не разгуливал?
– Ты бы шагу здесь не ступил, – ответил Малфас с яростью, но тут же сменил тон и спросил тише и с горечью: – Зачем ты разрушил мою крепость?
– Это твоя? – спросил Азазель в подчеркнутом изумлении. – Че, правда?.. Тогда бы я не стал, я ж тебя уважаю! Но Заран называл ее своей, а я такой доверчивый, даже не усомнился… Знал бы, что твоя, я бы ни за что! Во всяком случае, до основания. А то я и гору в благородной задумчивости едва не снес. Хорошо, соратники остановили… Люблю ломать! Ты любишь строить, а я ломать. Мы с тобой, как говорят мудрецы, единство борьбы противоположностей.
Малфас взглянул из-под насупленных бровей.
– Гору?
Азазель кивнул.
– Была мысль создать на том месте глубокое-глубокое озеро расплавленной магмы, это было бы так красиво!.. И почти как курорт. Хотя, конечно, какие-то камешки вон там бы остались, но слишком мелкие. А остальные пришлось бы собирать по всей Черной долине… Но вот не успел, да и отвлекли… Но, Малфас, тебе же лучше!
Малфас спросил сдержанно:
– В чем?
– Если честно, – ответил Азазель, – крепость твой прадед создал безобразную. Просто отвратительную! Прости за откровенность, но когда смотрю на создания твоего гения, я всякий раз в восторге! А то была не крепость, а жуть какая-то. Никакого вкуса и присущего тебе изящества. Рискну сказать, тебе самому хотелось бы перестроить, но как к такой махине подступишься с твоим высоким вкусом, артистизмом и пониманием возвышенных пропорций? Никак не перестроить, только сносить до основанья, а затем… Да и традиции рода не позволят, как догадываюсь. Будет расценено как неуважение к памяти предков, пренебрежение исторической и культурной ценностью… Косность везде слишком нагла и напориста, противостоять ей трудно. Но я косвенно посодействовал тебе, расчистив площадку.
