А после побега Махлаткин Костю бросил. Притащил к метро «Пионерская», где много безнадзора тусуется, а сам слинял. Правда, сказал:
— Жди, я, наверное, вернусь и принесу пожрать, а завтра тебя в зоопарк продам.
Глава 12
Не подавай надежд безмолвных…
Согласившись на предложение Льва (придётся ей уж так его называть!), Софья никак не ожидала, что он пригласит её прокатиться на знаменитом пиратском корабле — паруснике-ресторане «Норд», оснащённом двигателем и курсирующем с самого начала навигации по судоходным рекам города. Особенность судна состояла в искусно созданном интерьере, имитирующем вид недавнего подъёма со дна морского после затопления в отчаянном бою. На палубах валялись трупы пиратов и моряков неведомого истории королевства, оружие и морские твари. Персонал, обслуживающий заведение, был загримирован под утопленников, и это придавало ресторану особую пикантность.
Как только Софья увидела, какую сумму Лев небрежно отдаёт улыбающемуся кассиру, то чуть было не взвизгнула и не схватила его за руку, чтобы остановить щедрого ночного гостя от столь безумных трат. До сих пор Морошкина лишь с любопытством поглядывала на парусник под чёрным флагом, иногда, как несбыточная грёза, скользящий мимо её окон. Не то чтобы она мечтала побывать в плавучем ресторане — главная радость, наверное, состояла бы в обладании подобной возможностью, допустим, всего лишь один раз в месяц, после получки, прийти сюда с близким тебе человеком (она ведь имеет на это право!) и провести здесь беззаботные два-три часа.
Они уселись в неожиданно удобные кресла-осьминоги. Любезный пират запалил для них свечу и предложил ознакомиться с меню, начертанном на папирусе. Морошкина с невольным испугом взглянула на цены и со словами: «Мне просто чего-нибудь попить, ну кофе, наверное…» — передала своему невозмутимому кавалеру. Пока Лев изучал меню, она украдкой поглядывала на его лицо, которое производило на неё впечатление несколько ненатурального, то ли обмороженного, то ли загримированного, как у всей здешней обслуги. Впрочем, это означало, что у Льва, так же как у них, скрыто под слоями грима своё, настоящее лицо, которое она когда-нибудь, Бог даст, всё же увидит.
В целом облик нового знакомого производил на Соню довольно сложное впечатление. Порой чувствовалось, что он находится не здесь, причём по его серьёзному, но равнодушному лицу было невозможно определить, где он в данный момент обитает. В то же время оттуда, куда он всё-таки забрёл, мужчина неусыпно следит за тем, что происходит здесь, в ресторане. Иногда спутник казался ей не совсем живым, каким-то механическим, что ли. Морошкиной приходилось бывать в моргах, и она очень хорошо помнила исходящую от трупа холодную и подавляющую волну небытия, когда тело — здесь, а жизни в нём, души — нет. Лев, при всём его необычном обаянии, излучал нечто подобное.
— Я пробуду в городе дня три и снова исчезну неизвестно насколько: такой уж у меня образ жизни, — Лев ткнул пальцем в меню и, отвернувшись от учтивого официанта, задумчиво посмотрел Соне в глаза. — Мысль о встрече с вами возникла внезапно, сама собой, а я обычно как раз к таким мыслям и отношусь серьёзно. Я допускаю, что вам мой интерес к окружению Киры может быть не очень понятен. Наверное, я в состоянии здесь кое-что прояснить. Вам, безусловно, знакомо банальное сравнение человеческой жизни с древесным стволом: те же корни, тот же ствол, та же крона, а то, на что я хочу обратить ваше внимание, — годовые кольца: по ним можно многое узнать о судьбе дерева, обо всей его прошлой жизни. Вот и я вдруг подумал, что и в моей жизни столь же определённо отмечены различные этапы моего не совсем обычного пути. Причём тот год, когда я познакомился с Кирой, оказался для меня теперь наиболее ценным.
— Да, я вас прекрасно понимаю! — Морошкина действительно довольно наглядно представила себе распиленные древесные чурки и даже вспомнила сувениры из каких-то ценных пород толщиной в один-два пальца, добротно покрытые лаком. — У меня тоже есть своё летосчисление. Оно, правда, не столь точное: я опознаю эпохи по наклеенным обоям. Живу-то в старом фонде, так что как возьмусь иногда за ремонт, начну стены готовить, да и размечтаюсь: кто этими бордовыми георгинами любовался, а кого эти золотые свечи ублажали? Иной раз даже думаю: была бы писателем, так я бы такой бестселлер про обои сочинила, все бы зачитывались!
— Я очень рад, Софья, что вы столь правильно воспринимаете мои слова. Теперь позвольте моё пунктирное изложение обратить к не менее банальной метафоре наших жизненных реминисценций — раскопкам, уже, кстати, упомянутым в вашем чутком этюде об обоях.
Официант с настолько типичным, как заметила Морошкина, лицом, будто его отобрали на кинопробах, казался неким образцом официанта: с одной стороны, доступным и свойским, будто даже гуттаперчевым, с другой — официальным и невозмутимым, словно экспонат музея восковых фигур, мягко воздвигнул на их столик целый мемориал крохотных, точно из детского набора, блюдечек и мисочек с ароматными закусками и налил Льву для пробы светлого вина из длинной тёмной бутылки. Непростой (как тотчас угадал официант) посетитель пригубил заморское питьё и одобрительно причмокнул губами. Официант торжественно наполнил бокалы и удалился.
— Поскольку я в некотором смысле живу воспоминаниями, мне захотелось по крупицам восстановить прошлое, в котором я смогу обнаружить новые для меня эпизоды из жизни Киры. А с вас я решил начать как с её ближайшей и верной подруги, до сих пор, в чём я уже убедился, хранящей память об этой удивительной женщине, — Лев обратил вдруг своё внимание на плотно уставленный стол и провёл над ним рукой. — Но, впрочем, вы ничего не едите, а здесь вроде бы неплохо готовят? Давайте всё-таки немного закусим.
Соня обратилась к рыбному салату и подумала, что своими руками изготовила бы ничуть не худшее блюдо, что, кстати, и надо будет сделать для её нового знакомого, пусть не в этот его приезд, а, скажем, в следующий, — не навсегда же он исчезнет? Кстати, не может ли он быть?.. Да нет! А почему, собственно, нет? Вдруг этот состоятельный господин и есть отец Стаськи? Что же Кира о нём рассказывала? Да, в общем-то, ничего особенного. То есть почти ничего. Геолог, экспедиции, ласковый, неожиданно родной. Да, Софья Тарасовна, недаром всё-таки тебя занесло в МВД — мышление у тебя вполне соответствует твоим погонам.
— Вы действительно не хотите горячего? — поинтересовался Лев.
— Ни в коем случае! У меня от таких перегрузок диабет разовьётся! — Морошкина улыбнулась, не забыв скрыть свой ущербный зуб. — Я же целый вечер с ребятами всякую вкуснятину трескала, мне теперь, по совести, на неделю нужно на голодный паёк сесть, а вы меня деликатесами соблазняете! Вы себе-то закажите что-нибудь, а на меня не смотрите: я действительно ничего не хочу.
— Тогда, может быть, кофе? — ночной гость тоже улыбнулся и бросил короткий взгляд на двух пьяных верзил, горланящих за столиком в носовой части парусника. — Здесь, я слышал, его чудесно варят.
Софья согласилась, и вскоре им принесли действительно необычайно ароматный напиток. Морошкина с удовольствием сделала первый глоток и подумала о том, что её внезапный кавалер довольно странен: он ведь не только ни на чём не настаивает, но даже ни на что и не намекает. «Если в моей жизни и дальше пойдут такие встречи, то я скоро вообще забуду о том, как всё это делается», — улыбнулась Соня, в общем-то, без всякой досады на свою бабью долю, а так, словно и не её это была мысль, да, пожалуй, и не о ней. То есть подобным образом, наверное, могла бы подумать некая женщина, но всё-таки не она. Нет, не она!
