— Да сюда можно человек двадцать привести и никому тесно не будет! — Кумиров сотрясся в негромком смехе.
Эммануель задёрнула шторы и прошла в глубь комнаты. Игорь, привыкая к обстановке, проследовал за ней. Они остановились около стола. Хозяйка открыла один из ящиков, извлекла почтовый конверт, положила в него деньги, написала «1500» и возвратила в ящик. Только тут гость заметил за спиной мулатки дверь. Он предположил, что за ней дежурит охранник на случай, если клиент окажется маньяком или грабителем, а может быть, сутенёр или оба в одном лице. Впрочем, дверь могла просто соединять два салона.
Эммануель спросила, хочет ли гость выпить, и стала перечислять спиртные и прохладительные напитки. «Шампанское!» — заказал Кумиров. «Шампань!» — с деланным восторгом воскликнула проститутка, достала листок бумаги, начертала на нём очередную сумму и протянула гостю. После этого она извлекла из бара бутылку и два фужера, поставила всё на поднос и прошла за ширму, отсекавшую треть помещения. Игорь, не читая, положил на бумажку сто долларов и отправился следом. Здесь он увидел диван, кресло, столик и умывальник.
Мулатка опустила свою ношу на стол и спросила гостя, желает ли он мыться. «Слегка!» — ответил Кумиров и навис над умывальником. Проститутка стала раздевать клиента, с уважением оценивая несомненную мощь его тучного тела.
— Не придуривай, коза! Ближе к сексу! — с нарочитой дружелюбностью произнёс гость.
Эммануель подвела разоблачённого Кумирова к умывальнику, включила воду и достала неведомое Игорю моющее средство.
— За секс без границ! — Кумиров поднял свой бокал.
— Прозит! — эхом отозвалась мулатка.
Поставив фужер, Игорь обнял севшую вплотную к нему проститутку…
Усердно исполнив все пожелания клиента, мулатка подошла к умывальнику и стала решать свои санитарно-гигиенические вопросы.
Игорь обратил внимание на то, что даже фигура проститутки стала совершенно чужой и независимой, будто такси, освободившееся от очередного пассажира.
Одеваясь, гость наполнил бокалы шампанским и жестом пригласил к столу мулатку, уже облачённую в цветастый халат с драконами.
Сглотнув вино, клиент двинулся на выход. Мулатка, профессионально поигрывая ягодицами, обогнала его и отворила дверь.
* * *
Кумиров, не пытаясь анализировать свои довольно противоречивые чувства, пошёл по уже знакомой улице в сторону отеля. Пройдя полпути, он свернул налево и вскоре очутился в «старом», как он его называл, городе, который ночью почему-то не освещался, хотя днём был чрезвычайно люден и являлся, вероятно, сугубо деловым районом. Здесь высились дворцы и памятники. «Угасающая Европа», — улыбнулся Игорь Семёнович, пересекая добротно мощённую площадь. Его ноги величественно ступали по отполированным за столетия плитам. Кумиров представлял себя неким монархом, блуждающим ночами по своей ничего не подозревающей столице.
Перейдя площадь, Игорь заметил узкую улицу, по которой он вроде бы ещё ни разу не ходил. Здесь было совершенно темно. Впрочем, некоторое обнадёживающее свечение просматривалось впереди.
* * *
Когда Кумиров преодолел расстояние до пересечения избранной им для прогулки улицы с другой, перпендикулярной, его ослепили потоки оранжевого, жёлтого и голубого света. Происходящее здесь походило на сон или сцену из кинофильма. Кумиров даже не сразу понял, что тут происходит: обилие людей и товаров, многоязычье и музыка. Вот мужчина трясёт двумя руками огромную рыбину, убеждая публику её обязательно купить. А вот застыл с немигающими глазами «человек-маска», загримированный под Пьеро. Полуобнажённые акробаты поражают немыслимыми кульбитами. Приветливая, наряженная под Белоснежку особа бодро предлагает приобрести конфеты и выпечку. В прозрачном барабане вертятся цыплята-гриль. Лилипут со сморщенным, как выжатый лимон, личиком шагает через три метра на пятиметровых ходулях и разбрасывает рекламные листки приезжего цирка.
«Вот они, рыночные отношения, — подумал Кумиров. — Каждый старается как может. Один — чтобы лучше сделать и дороже продать, другой — чтобы выбрать лучшее и дешевле купить».
Игорь шёл сквозь эту сказку, ощущая какое-то необычное тепло. Он поднял глаза и обнаружил источник тепла и света: мощные жёлтые светильники, закреплённые под крышами невысоких зданий, придавали происходящему внизу ощущение нереальности.
— Лось! — услышал Кумиров голос Самонравова и от неожиданности вздрогнул. Мстислав с компанией шёл ему навстречу. — Что, Лосятина, в «сиреневые окна» лазил? — Мстислав повелительно обнял Игоря и потёрся своей лысой головой о поросшую бородой щёку друга. — Ты про презервативы не забыл, а то тут у них есть одна проблема под названием СПИД.
— Да разве я без тебя отважусь в номера завалиться?! — отшутился Кумиров. — Если только на разведку.
— Ну ладно, Сохатый, — Мстислав дыхнул спиртным теплом Игорю в ухо. — Пойдём, покажешь свою искусительницу, а я тебе скажу, залетишь ты от неё или нет.
Конечно, он никуда не собирался идти, этот неугомонный Самонравов.
А через пару месяцев, когда Кумиров лёг в больницу для удаления вросших ногтей на больших пальцах ног, при анализе крови у него выявили СПИД.
Врачи сразу отбросили версию Кумирова о бельгийском варианте, сказав более отдалённую и, по их мнению, почти точную дату его заражения. Получалось, что это произошло почти пять лет назад, как раз в тот период, когда они таскали в баню самых низкопробных шлюх, находя в этом некую брутальную забаву. Собственно, он так и объяснил медикам: было то-то и то-то, — а чего скрывать, мало ли что они ещё подумают? Конечно, были проблемы с Клерой, она до сих пор находится в состоянии «обморожения», как шутканул всё тот же весельчак Самонравов, хотя, слава Богу, все анализы ни в чём не повинной женщины оказались отрицательными.
Глава 44
Репортаж с места события
На телевизионном экране появляется знакомое зрителям изображение: обнажённые мальчик и девочка, схватившись за руки, убегают от нависшей над ними морской волны. Следом, после призывных аккордов органа, возникает название, словно нацарапанное неопытной ребячьей рукой: «Детская тема». Через несколько секунд на экране возникает зарешеченное подвальное окно. Беспристрастный глаз видеокамеры предъявляет заскорузлую грязь на треснутых в нескольких местах стёклах, проржавленные железные прутья, траву, паутину, насекомых.
От окна камера обращается к веснушчатому лицу мальчика лет двенадцати. Он смотрит на зрителей выразительными зелёными глазами и, видимо, ждёт команду, чтобы заговорить, или просто стесняется начать свою речь. Но вот он сглатывает слюну и бороздит рукой длинные, кудрявые, нечёсаные волосы.
— Мы жили втроём: я, мать и отец. Вот там, на третьем этаже. Квартира была двухкомнатная, — мальчик встряхивает головой и указывает пальцем на три окна, расположенные слева от парадной. — Когда отец попал в аварию, ему предложили, в качестве компенсации за ущерб, поменять квартиру на дом в деревне. Сказали, вы там хозяйство заведёте, в городе всё равно постоянной работы нет. В общем, вам от этого ещё лучше сделается. Когда все документы оформили, нас погрузили с вещами в машину и отвезли в деревню. Это где-то под Новгородом. Высадили у одного забора, говорят, вот ваш дом — живите на здоровье. Мы вещи понесли, стали затаскивать, а дом-то, считай, без крыши. Ну просто развалюха. Вот-вот обвалится. У нас денег на грузовик не было — мы вещи у соседей оставили, а сами в город вернулись. Пришли домой, а здесь люди живут, которых мы не знаем. Родители говорят, что нас обманули, а те отвечают, что ничего не знают, они, мол, эту квартиру купили. Ну, отец куда-то ходил, а мать уже заболела. Да, а жили мы вон в том подвале.
