Коллонтай с огорчением обнаружила, что товарищи-марксисты женским вопросом не интересуются. В социал-демократических организациях женщины составляли абсолютное меньшинство: «Я поняла, как мало заботилась наша партия о судьбе русских работниц, как незначителен ее интерес к женскому освободительному движению… Откуда же берется это непростительное равнодушие идеологов прогрессивной социальной группы к одной из существенных задач данного класса? Как объяснить себе то лицемерное отнесение «сексуальной проблемы» к числу «дел семейных», на которых нет надобности затрачивать коллективных сил и внимания?»
Марксисты исходили из того, что женские проблемы рождены социальным неравенством. Частная собственность лишает женщину средств к существованию и заставляет продавать себя – в роли жены, содержанки или проститутки. Полагали, что уничтожение классового общества и отмена частной собственности сами собой изменят и роль женщины, избавят ее от эксплуатации.
Александра Михайловна сознавала, что ситуация сложнее. Активность Коллонтай возымела действие. Социал-демократы осознали, что нуждаются и в поддержке женщин, которые только казались политически пассивными.
Сейчас даже трудно представить себе, какой фантастической популярностью она пользовалась в революционные годы. Она властвовала над теми, кто собирался ее послушать, и легко завоевывала сердца понравившихся ей мужчин. Александра Коллонтай была блестящим оратором. За неукротимый темперамент ее называли «валькирией революции». В 1917 году она вызывала подлинное восхищение: «Выступление за выступлением. Говорю то на Марсовом поле, то на площадях с грузовиков, с броневика или на чьих-то плечах. Говорю хорошо, зажигающе и понятно. Женщины плачут, а солдаты перебегают от трибуны к трибуне, чтобы еще раз послушать «эту самую Коллонтай». Под моросящим дождем митинг возобновляется. Я говорю на чьих-то услужливо подставленных коленях, опираясь о чье-то плечо. И снова растет, поднимается волна энтузиазма».
Она выступала искренне, с чувством. Вспоминала: «Я сама горела, и мое горение передавалось слушателям. Я не доказывала, я увлекала их. Я уходила после митинга под гром рукоплесканий. Я дала аудитории частицу себя и была счастлива».
В журнале «Работница» Александра Коллонтай разносила Временное правительство за две беды, нависшие «над головой работницы и рабочего», – дороговизну и войну: «Говорят: грех роптать нам теперь, когда в России народ завоевал свободу! Но одной свободой сыт не будешь. Особенно чувствуют это женщины, работницы, жены рабочих, солдатки. Но если плохо той жене, муж которой на фронте, так еще хуже, еще труднее работнице, солдатке, чей муж с фонта вернулся, да не «кормильцем», как бывало, а калекой, изувеченным… А дороговизна такая, что рассказали бы нам про такие цены до войны – не поверили бы! Раньше пяток яиц за пятиалтынный покупали, теперь одно яйцо пятнадцать копеек стоит. Прежде ситный хлеб стоил шесть или семь копеек, теперь пятнадцать. Да еще и не всегда достанешь. Сколько часов зря «в хвосте» приходится нам, женщинам рабочего класса, простаивать! Небось имущие, бары «хвостов»-то избегают, прислугу за себя дежурить шлют».
Что делать? Коллонтай отвечает: «Надо нам, работницам, провести своих депутаток в городские и районные думы. Не желаем, чтобы нас благодетельствовали, о нас пеклись госпожи и барыни буржуазного класса! Сами сумеем позаботиться о распределении продуктов, муки, молока, сами сумеем назначить цены на товары. Сами сумеем, когда надо, через районные думы конфисковать у спекулянтов припрятанную провизию. Есть у нас верный союзник – наш же брат пролетарий, вооруженный рабочий!»
И эта немудреная, но казавшаяся справедливой программа будет реализована большевиками. Сами назначили цены – и прилавки опустели. Конфисковали продовольствие у торговцев, назвав их спекулянтами, – и города едва не уморили голодом… Сейчас кажется странным, что такие хорошо образованные люди, как Коллонтай, не сознавали, что экономика существует по определенным законам.
Права трудовой женщины – ее главная тема в те предреволюционные недели. Что она считала наиважнейшим? Уравнять зарплату женщин и мужчин, ввести восьмичасовой рабочий день и минимальные нормы охраны труда: не брать на работу девушек моложе 16 лет, не ставить женщин на ночные и сверхурочные работы, не использовать их на производстве, вредном для женского организма, обустроить мастерские, где должны быть раздевалки, умывальники, теплые туалеты с сиденьями…
В Первую мировую мужчин, ушедших на фронт, заменили женщины. Они получили право работать. Они сами зарабатывали и сами тратили. Они привыкли полагаться на самих себя. Им нравилась их новая роль. Появился новый тип женщин – самостоятельные и эмансипированные.
Женщина, освободившись от власти мужа, жаждала личного счастья. Не желала покоряться мужчине. В 1917 году самостоятельная женщина вмешалась в политическую жизнь России.
Есть такая партия!
В июне 1917 года в столице собрался I Всероссийский съезд Советов. Выступал один из руководителей Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Ираклий Церетели. Говоря о сложной ситуации в стране, он задал риторический вопрос: может ли кто-то из делегатов назвать партию, которая бы рискнула взять в свои руки власть и принять на себя ответственность за все происходящее в России? Он полагал, что трудность задач, стоящих перед страной, требует единения и сотрудничества, так что левым партиям надо искать компромисс и объединять усилия.
Ираклий Церетели считался неформальным лидером не-большевистского крыла социалистов. «Честный, чистый, мужественно-прямой, – писал о нем философ Федор Степун, – типичный белозубый кавказец с печальными, ланьими глазами». В мае 1917 года он вошел во второй состав Временного правительства.
На следующий день слово предоставили Ленину. Он ответил Церетели:
– Гражданин министр почт и телеграфов говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком.
Большевики аплодировали. Остальные делегаты смеялись. Никому в голову не приходило, что ленинцы всерьез намерены взять власть.
Социал-демократы раскололись на большевиков и меньшевиков летом 1903 года. Не договорились по ключевым организационным вопросам. Одни считали целесообразным широко открыть двери партии для всех, кто жаждет социальной справедливости. Они тогда остались в меньшинстве. А бескомпромиссные борцы против царизма, желавшие превратить партию в боевой сплоченный отряд, объединились вокруг Ленина.
«В самодержавной стране, – доказывал Владимир Ильич, – чем более мы сузим состав членов такой организации до участия в ней таких только членов, которые профессионально занимаются революционной деятельностью и получили профессиональную подготовку в искусстве борьбы с политической полицией, тем труднее будет «выявить» такую организацию».
Церетели был сторонником восстановления единства социал-демократической партии. Не понимал, что для Ленина это невозможно.
