Лев Борисович Каменев, который был хозяином Москвы, – в отличие от Зиновьева – человек без политических амбиций и надежный работник. Ленин ценил Каменева как дельного администратора, поэтому сделал заместителем в правительстве и поручал в свое отсутствие вести заседания политбюро и Совнаркома. Ссора с Каменевым накануне революции, когда Лев Борисович категорически возражал против попытки большевиков в одиночку взять власть в стране, не имела для Ленина никакого значения.
Лев Борисович Каменев ничем не был похож ни на своего шурина – Льва Троцкого, с которым практически не общался, ни на своего соратника Григория Зиновьева. Те стремились первенствовать, жаждали власти и славы. Каменев, мягкий и спокойный по характеру, занял место в политбюро только потому, что этого захотел Ленин. Но Лев Борисович попал под влияние Зиновьева, поэтому Сталин и с ним расправился.
Каменеву принадлежит крылатая фраза: «Марксизм есть теперь то, что угодно Сталину». Но он же одним из первых отказался от политической борьбы против генерального секретаря. Нарком просвещения Анатолий Луначарский писал: «Я думаю, что настоящее призвание Каменева – писательское». Выброшенный из политики, Каменев с удовольствием взялся руководить издательством «Академия» и Институтом мировой литературы имени А.М. Горького.
По его совету Зиновьев тоже писал статьи на литературные темы и даже сочинял сказки. Григорий Евсеевич утратил надежды на возвращение в политику и пытался начать новую жизнь. Но они с Каменевым состояли в черном списке. Сталин помнил каждого, кто пытался ему перечить, и не мог успокоиться, пока не добивал противника, даже если тот не сопротивлялся.
Через две недели после убийства члена политбюро и партийного руководителя Ленинграда Сергея Мироновича Кирова в декабре 1934 года Зиновьева, Каменева и еще нескольких человек, прежде входивших в ленинградское руководство, арестовали. Их обвинили в организации убийства Кирова и создании антисоветской организации. В августе 1936 года Военная коллегия Верховного суда приговорила Зиновьева и Каменева к смертной казни.
Ночью того же дня Льва Борисовича и Григория Евсеевича расстреляли. При исполнении приговора присутствовали нарком внутренних дел Генрих Ягода и его будущий сменщик на Лубянке секретарь ЦК Николай Ежов. Пули, которыми убили Зиновьева и Каменева, Ежов хранил у себя в письменном столе – сувенир на память.
Сталинские историки назвали Зиновьева и Каменева предателями, уверяли, будто они выдали план восстания в октябре семнадцатого. Так это обвинение и осталось в истории… На самом деле в секрете ничего не держали, поскольку не сомневались в успехе. За десять дней до взятия Зимнего дворца, 15 октября, «Петроградский листок» писал: «Вчера в цирке Модерн при полной, как говорится, аудитории прекрасная Коллонтай читала лекцию. «Что будет 20 октября?» – спросил кто-то из публики, и Коллонтай ответила: «Будет выступление. Будет свергнуто Временное правительство. Будет вся власть передана Советам», то есть большевикам. Можно сказать спасибо г-же Коллонтай за своевременное предупреждение».
Александра Михайловна Коллонтай летом 1917 года была избрана членом ЦК партии большевиков – вместе с Лениным, Троцким, Зиновьевым, Каменевым и Сталиным. После Октября она войдет в состав первого советского правительства.
Зимний взят!
В среду 25 октября (7 ноября) 1917 года газета «Известия» поместила передовую статью под названием «Безумная авантюра»: «Самое ужасное – это то, что большевистское восстание при всякой удаче повело бы к целому ряду гражданских войн, как между отдельными областями, так и внутри каждой из них. У нас воцарился бы режим кулачного права, в одном месте террор справа, в другом – террор слева. Всякая положительная работа стала бы на долгое время невозможной, и в результате анархии власть захватил бы первый попавшийся авантюрист… Неужели неясно, что попытка восстания во время подготовки выборов в Учредительное собрание совершенно безумна?»
Читать эту статью тем, кто отныне определял судьбу России, было некогда. Они уже брали власть.
В те октябрьские дни в Петрограде все знали, что большевики готовятся взять власть, но испуганные горожане не хотели им мешать. Если бы генерал Лавр Георгиевич Корнилов пожелал совершить военный переворот не летом, а в октябре, ему бы, пожалуй, никто не сопротивлялся.
Накануне революции Леонид Борисович Красин (давний соратник Ленина и будущий нарком в те месяцы довольно скептически относился к большевикам) в письме жене, остававшейся за границей, живописно обрисовал ситуацию в столице: «Питер поражает прежде всего, конечно, грязью и затем какой-то отрешенностью, запустением, жалкой выморочностью. Улицы и тротуары залиты жидкой грязью, мостовые полуразрушены, сломанные там и сям решетки, перила, водопроводные тумбы или люки – остаются неисправленными, стекла не мыты, много пустующих заколоченных лавчонок (хлебных, овощных) – все в целом имеет вид города если не оставленного жителями, то во всяком случае населенного пришельцами, настолько мало заинтересованными в каком-либо благоустройстве, что они не считают нужным делать самого элементарного ремонта. По погоде настроение у толпы более кислое и злое, чем летом, да и в политике идет какая-то новая анархистско-погромная волна…»
Взятие власти большевиками вовсе не было таким уж хорошо организованным предприятием. Но желающих защищать Временное правительство вовсе не нашлось.
«Громадный город как бы вымер, – вспоминал будущий главнокомандующий Красной армией Николай Крыленко. – Ни души на улицах. Иногда лишь гремели, с грохотом прокатываясь вдоль Невского, броневые автомобили и, громыхая, подтягивались к Зимнему дворцу трехдюймовые орудия… Правительство Керенского пало, так как за ним не оказалось никакой реальной силы. Ни один полк не двинулся на его защиту, и, наоборот, все полки Петроградского гарнизона повиновались приказаниям комиссаров Военно-революционного комитета Петроградского Совета».
Командующий Северным фронтом генерал от инфантерии Владимир Андреевич Черемисов отказался исполнить приказ Керенского прислать войска в Петроград: армия не участвует в политической борьбе. Черемисов покинет Россию и остаток жизни проведет во Франции.
Попытки Временного правительства отговорить воинские части от выступления на стороне большевиков успехом не увенчались. В начале одиннадцатого утра 25 октября 1917 года командующий Петроградским военным округом Георгий Петрович Полковников телеграфировал в Ставку: «Доношу, что положение в Петрограде угрожающее. Уличных выступлений, беспорядков нет, но идет планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты. Никакие приказы не выполняются. Юнкера сдают караулы без сопротивления, казаки, несмотря на ряд приказаний, до сих пор из своих казарм не выступили. Сознавая всю ответственность перед страною, доношу, что Временное правительство подвергается опасности потерять полностью власть, причем нет никаких гарантий, что не будет сделано попытки к захвату Временного правительства».
Через полгода, в марте 1918 года, большевики найдут Георгия Полковникова в Задонской степи и расстреляют.
В тот же день Временное правительство освободило Полковникова от должности командующего войсками Петроградского военного округа. Назначило генерал-майора Якова Герасимовича Багратуни. Он обещал подавить большевиков, если они посмеют выступить. Багратуни пытался собрать войска, приказал штабу Северного фронта прислать отряд, но никто не пришел на помощь Временному правительству.
