По Зимнему дворцу бродили группы пьяных офицеров. Они уже ни во что ни верили и ничего не хотели делать. Полковник Ананьев сказал Синегубу:
– Сейчас получен ультиматум с крейсера «Аврора», ставшего на Неве напротив дворца. Матросы требуют сдачи дворца, иначе откроют огонь из орудий. Правительство хочет отпустить всех желающих уйти. Само же остается здесь и от сдачи отказывается.
Крейсер первого ранга «Аврора» заложили в 1897 году, спустили на воду в Неве в мае 1900 в присутствии императора. В ноябре 1916 года «Аврору» поставили на ремонт.
При наличии войск и решительности командиров оборону во дворце можно было держать довольно долго. Но не было ни того ни другого. Большевики сначала взяли соседний Главный штаб Петроградского военного округа, затем стали проникать внутрь дворца, агитируя юнкеров расходиться.
Поручика Синегуба отправили доложить об обстановке Временному правительству. Его выслушали министр иностранных дел Михаил Иванович Терещенко и министр торговли и промышленности Александр Иванович Коновалов.
– Поблагодарите юнкеров от нашего имени! – пожимая поручику руку, сказал Коновалов. – И передайте нашу твердую веру в то, что они додержатся до утра.
– А утром подойдут войска, – вставил Терещенко.
Но уже ничто не могло поднять дух немногочисленных защитников Временного правительства. В Зимнем дворце царил хаос. Юнкера не знали, что делать, и бесцельно слонялись по коридорам. Офицеры не доверяли друг другу, потому что одни уже готовы были перейти на сторону большевиков, другие просто хотели убежать, чтобы не подвергать риску свою жизнь.
Полковник Ананьев извиняющимся тоном сказал Синегубу:
– Саня, я вынужден сдать дворец. Не кипятись. Беги скорее к Временному правительству и предупреди… Скажи: юнкерам обещана жизнь. Это все, что пока я выговорил. Для правительства я ничего не могу сделать.
В пустынном коридоре на полу валялись винтовки, гранаты, матрацы. Всего несколько юнкеров продолжали охранять правительство. Но все было кончено. Дворец был в руках большевиков. Появилась, по описанию Синегуба, «маленькая фигурка с острым лицом в темной пиджачной паре с широкой, как у художников, старой шляпчонке на голове». Это был прапорщик Владимир Александрович Антонов-Овсеенко.
Октябрь 1917 года был его звездным часом. Военные познания и энергия выдвинули его в число главных действующих лиц Октября. По поручению Петроградского военно-революционного комитета Антонов-Овсеенко руководил захватом Зимнего дворца и арестом Временного правительства.
Он громким голосом произнес:
– Товарищи, капиталистическая власть, власть буржуазная у наших ног! Товарищи, у ног пролетариата! И теперь вы, товарищи пролетарии, обязаны проявить всю стойкость революционной дисциплины! Я требую полного спокойствия!
Петр Иоакимович Пальчинский, заместитель министра торговли и промышленности, сообщил юнкерам решение правительства: сдаться без всяких условий, подчиняясь силе. Некоторые юнкера не хотели сдавать оружие:
– Прикажите открыть огонь!
– Бесцельно и бессмысленно погибнете, – последовал ответ.
Антонов-Овсеенко крикнул:
– Товарищи, выделите из себя двадцать пять лучших, вооруженных товарищей для отвода сдавшихся нам слуг капитала в надлежащее место для производства допроса.
После ареста Временного правительства позвонили в Смольный и попросили записать телефонограмму: «2 часа 4 минуты был взят Зимний. 6 человек убито павловцев».
Эти шесть человек – солдаты атаковавшего дворец Павловского полка.
«Октябрьский переворот, – вспоминал последний начальник Петроградского охранного отделения генерал Глобачев, – произошел легче и безболезненней, чем Февральский. Для меня лично в то время, по существу, было все равно, правит Керенский или Ленин. Возникла некоторая надежда на то, что усиливающийся в течение восьми месяцев правления Временного правительства развал, наконец, так или иначе приостановится».
Французский военно-морской атташе телеграфировал в Париж: «Большевистское движение, руководимое неким Троцким, председателем Совета, кажется, достигло успеха. Правительство Керенского не является более хозяином положения. Говорят, что Керенский арестован. Министерство еще не образовано. Перестрелки на улицах Петрограда. Ситуация тяжелая».
Первые жертвы
Министров Временного правительства, арестованных большевиками, отправили в Петропавловскую крепость. Находясь в тюрьме, министры написали обращение к Учредительному собранию, заявляя, что они не признают власти «захватчиков», складывают с себя полномочия и передают их Учредительному собранию.
Среди министров были социалисты. И некоторые делегаты съезда Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов возмутились. Им ответил председатель Петросовета Лев Троцкий:
– Это вопрос об обывательском впечатлении от этих арестов. Товарищи, мы переживаем новое время, когда обычные представления должны быть отвергнуты. Наша революция есть победа новых классов, которые пришли к власти, и они должны защитить себя от той организации контрреволюционных сил, в которой участвуют министры-социалисты…
Считается, что первой жертвой Октября стал генерал князь Георгий Туманов, заместитель военного министра во
Временном правительстве. Его вели в Петропавловскую крепость, но князь пытался говорить с конвоирами. Кончилось тем, что революционные матросы его закололи и труп бросили в Мойку.
Большевики сами не ожидали, что сумеют так легко взять власть.
В кризисные времена люди устают от политики и начинают видеть зло в ней самой. В обществе с давними демократическими традициями отношение к политике иное – спокойное и лишенное бурных эмоций. Но до этого России еще было далеко. После Февраля отвращение вызывали бесплодные дискуссии и митинги, взрывы гнева и взаимной ненависти среди политиков. Ответственность за житейские и бытовые неурядицы возлагали на демократов.
Эпоха Февраля была слишком недолгой, чтобы демократические традиции укоренились. Для этого требуются не месяцы, а десятилетия. К октябрю семнадцатого все были подавлены, измучены, истощены. Испытание свободой?
Только кажется, что за Лениным пошли те, кто мечтал продолжить революционный разгул. Большинство людей привыкли полагаться на начальство – и не выдержали его отсутствия. Исчезновение государственного аппарата, который ведал жизнью каждого человека, оказалось трагедией. Большевиков поддержали те, кто жаждал хоть какого-нибудь порядка, кто повторял: лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Люди верно угадали, что большевики установят твердую власть. Значительная часть общества не симпатизировала большевикам, но всего за несколько месяцев успела возненавидеть демократию.
Общество легко вернулось в управляемое состояние, когда люди охотно подчиняются начальству, не смея слова поперек сказать и соревнуясь в выражении верноподданничества. И все покорно говорят: да, мы такие, нам нужен сильный хозяин, нам без начальника никуда.
