История показала: справедливым было бы создание такой общественной и экономической системы, которая бы стимулировала жилищное строительство и позволила людям хорошо зарабатывать и обзаводиться достойными домами. Так и произошло в странах Северной Америки и Западной Европы. А в нашей стране квартирный вопрос так и не был решен за все десятилетия советской власти.
21 ноября 1918 года Совнарком принял ключевой для политики военного коммунизма декрет «Об организации снабжения населения всеми продуктами и предметами личного потребления и домашнего хозяйства», означавший полное запрещение товарооборота и частной торговли. По декрету все торговые предприятия были национализированы и снабжение населения продуктами и предметами первой необходимости осуществлялось Народным комиссариатом продовольствия (наркомпродом) через сеть государственных и кооперативных магазинов. Распределение продуктов питания среди городского населения проводилось по классовому признаку.
«Декреты о национализации, социализации, ограничение торговли, а затем почти полное ее прекращение, – вспоминал один бывший царский генерал, – поставили обывателя в такое положение, что, даже если у него и были деньги, он должен был или голодать, или идти на советскую службу, где получал пищевой паек. Был установлен принцип, что имеет право на существование только тот, который приносит свой труд на пользу Рабоче-крестьянской республике…»
Первый председатель Высшего совета народного хозяйства Валериан Валерианович Осинский (Оболенский) так определил цели военного коммунизма: «Рынок уничтожается, продукты перестают быть товарами, деньги умирают. Товарообмен заменяется сознательным и планомерным распределением и передвижением продуктов…»
Советское государство существовало за счет денежной эмиссии, деньги печатали – сколько нужно было. Рубли превратились в ничего не стоящие бумажки. Обесценение денег заодно решало и политическую задачу: лишало накоплений имущие слои общества.
В октябре 1918 года декретом ВЦИК был введен чрезвычайный налог в 10 миллиардов рублей. Комитеты бедноты и местные Советы получили задание: неимущих вовсе освободить от налога, а всю сумму заставить заплатить зажиточное население, прежде всего зажиточных крестьян. В реальности деньги взыскивали со всех. Сбор 10 миллиардов – это был удар по репутации новой власти, которая объявила себя защитницей простого человека. Собрали не более 15 процентов объявленной суммы. А политические последствия были значительными. Еще приняли закон о единовременных чрезвычайных местных революционных налогах. Так что местные органы власти тоже собирали контрибуцию с мелких торговцев. В Ижевске ввели налог на дворовых собак (подробнее см.: Отечественная история. 2005. № 3).
Секретарь ЦК партии и председатель финансовой комиссии Совнаркома Евгений Алексеевич Преображенский объяснил: печатный станок стал пулеметом, «который обстреливал буржуазный строй по тылам его денежной системы, обратив законы денежного обращения буржуазного режима в средство уничтожения этого режима и в источник финансирования революции»…
С октября 1917 по 1 июля 1921 года цены выросли в 7912 раз!..
Деньги потеряли свое значение. Отменили плату за проезд на транспорте, пользование почтой, телеграфом, телефоном… По подсчетам академика-экономиста Станислава Густавовича Струмилина, в 1920 году месячная зарплата позволяла человеку кормить себя только три дня – если он покупал продукты на рынке (а больше негде было). Горожане, военные, чиновники кормились пайком.
«Нет масла, нет молока, нет картофеля, нет мыла, нет возможности вымыться, всюду очереди и безнадежные хвосты, – писал будущий нарком внешней торговли Леонид Красин родственникам, благоразумно оставшимся за границей. – Питер совершенно пуст, магазины все закрыты. Люди по улицам ходят изрядно обшарпанные, как дома, с которых обваливается штукатурка, и часто, встречая знакомое лицо, останавливаешься, поражаясь переменам. Как вообще люди живут – загадка… Положение русских больших городов теперь почти как осажденной крепости».
Отменили квартплату. Раз квартиры ничьи и ничего не стоят, то беречь их не стоит. Водопровод и канализация бесплатны, но не работают. Пустующие комнаты превращали в туалеты. Дров не хватало, жгли двери, мебель. Единственный результат этой пародии на коммунизм – у рабочих напрочь исчезло желание трудиться. Тогда их стали заставлять работать. В большом количестве понадобились надсмотрщики.
Первая женщина-министр
«Коллонтай рисовалась мне высокой женщиной с короткими черными волосами и вызывающими манерами – под влиянием распространявшихся о ней диких слухов, – вспоминала американская журналистка Бесси Битти, приехавшая в Россию в 1917 году вместе с ее хорошо известным соотечественником Джоном Ридом. – На самом деле это была добродушная маленькая женщина с мягким выражением больших синих глаз и волнистыми, тронутыми сединой каштановыми волосами, уложенными на затылке простым узлом».
В Смольном американку познакомили с Коллонтай, которой прочили наркомовский пост. И Бесси Битти без околичностей спросила:
– Вы скоро будете министром?
– Конечно нет, – ответила та, смеясь. – Если бы мне пришлось стать министром, я стала бы такой же глупой, как и все министры.
А 30 октября 1917 года Владимир Ильич Ленин вручил Александре Михайловне удостоверение, отпечатанное на бланке Петроградского военно-революционного комитета: «Республиканское Правительство (Совет Народных Комиссаров) уполномочивает товарища А. Коллонтай народным комиссаром общественного призрения».
На самом деле ее ведомство назвали Наркоматом государственного призрения. Это забытое ныне слово означало социальное обеспечение. Бесси Битти пришла к Коллонтай, чтобы выяснить, как будет организовано распределение сгущенного молока, полученного Красным Крестом из Соединенных Штатов. Не без ехидства напомнила наркому о недавнем разговоре.
– А я действительно глупею, – сказала Коллонтай. – Но что делать? Нас так мало, а работы много.
Наркомат госпризрения находился по адресу Казанская, 7. Совет народных комиссаров расположился на третьем этаже Смольного института.
«Попасть на третий этаж, – писала 12 декабря 1917 года газета «Вечерний звон», – постороннему, не имеющему большевистских рекомендаций, трудно. Для охраны Совета народных комиссаров здесь дежурят днем и ночью усиленные наряды преданных большевикам солдат, матросов и красногвардейцев. Почти половина огромных комнат третьего этажа предоставлена солдатам. Здесь они едят и даже спят. Устроены нары.
Совет народных комиссаров заседает в бывшей половине светлейшей княгини Дивен. Рядом вывешено объявление о том, что Совнарком принимает посетителей от часа до четырех. Однако, чтобы проникнуть в приемную Совета народных комиссаров, надо войти в боковую комнату, у входа которой стоит матрос и требует не только пропуска, но и объяснений: по какому делу просит свидания с одним из членов Совета народных комиссаров. Убедившись в «благонадежности» посетителя, матрос впускает в пустую комнату. Здесь дежурят несколько красногвардейцев.
