И еще, есть ящик Пандоры, дожидающийся, пока его откроют – мой отец. В конце концов, написал же он книгу о путешествии во времени, пусть академическое сообщество сочло эту работу пятном на профессорской репутации. Но сколь привлекательным и многообещающим ни казался мне данный шаг, я, кажется, еще не готов просить отца об услуге.
Сперва я должен узнать, что случилось с Двигателем Гоеттрейдера. Ведь все завязано именно на Двигателе, а без него я не продвинусь ни на йоту. С помощью ноутбука Джона я задаю Сети запрос «Двигатель Гоеттрейдера», но поисковик сообщает, что соответствий не найдено. Ввожу «Лайонел Гоеттрейдер» – ничего. Миллиард веб-сайтов, и ни на одном не упомянута самая важная персона из всех, когда-либо живших на Земле.
Не желая сдаваться, я принимаюсь искать в Интернете своих бывших. Эстер Ли – ничего. Меган Страунд – ничего. Табита Риз, Робин Свелтер – ничего. Я хочу отыскать друзей, но нет ни Диши Клайн, ни Сяо Молденадо и Нур Прия, ни Эшера Фаллона, ни Ингрид Джуст. Ни единого упоминания, ни одной страницы в социальных сетях, ни блога, ни тега. Они никогда не существовали.
Зато я натыкаюсь на официальный сайт города Абли в штате Мичиган – того покинутого городишки, который мы однажды посетили. Правда, здесь Абли отнюдь не пребывает в запустении. Мои друзья исчезли, а в Абли до сих пор проживает примерно восемьсот тридцать человек. Смартфон Джона подсказывает, что поездка заняла бы пять часов: по Дон-Вэлли-Парквей до шоссе 401, потом до развилки на шоссе 402, затем через Блю-Уотер-Бридж на хайвей 25, проходящий вдоль озера Гурон до Ист-Этуотер-Роуд и далее – прямо по улице Мейн-Стрит, прорезающей центр Абли.
Здание библиотеки, в которой я видел деревья, прорастающие из гниющих книг, все еще стоит. Оказавшись в Абли, я мог бы постучаться в любую дверь и выяснить, кому принадлежали те карманные часы. Если хозяева живы, а часы находятся у них, я мог бы сделать им заманчивое предложение и заплатить баснословную цену за эту вещицу. Я мог бы подержать часы в руках, точно так же, как поступил в последний день в отцовской лаборатории.
Но какой смысл? Тикающие стрелки лишены жизни. Зачем мне смотреть на допотопный механизм? У него не было карьеры, как у Диши, или невесты, как у Эшера, или ребенка, как у Сяо. Часы не являлись моим другом, пусть даже я сам не был таким уж замечательным приятелем для кого-либо. Они не любили меня хотя бы самую малость, как любили меня Эстер, Меган или Табита – недолго и без особой радости. Они не изменили траекторию моей жизни, как сделала Робин за несколько великолепных ночей, полных смущения и робости.
Часы всего лишь вещь…
А потом, не в силах удержаться, я набиваю в строке «Пенелопа Весчлер».
Тридцать секунд я таращусь на экран, пока глаза не заполняются слезами, и дело не в том, что я, кажется, забыл, как нужно моргать.
Она есть – Пенелопа Весчлер.
Она существует.
Однако она – не Пенелопа Весчлер из моего мира.
71
Пенелопа Весчлер живет в Торонто. Любит, когда ее называют Пенни. Ей принадлежит книжный магазинчик в районе Лесливилл, в восточной части города, сразу за лентой темной жижи, известной под названием река Дон. В Сети много эмоциональных отзывов о магазине. Там проводятся чтения с участием авторов, проходят еженедельные встречи клубов книголюбов. А называется он «Печать – мертва».
Я щелкаю по ссылкам, пока не обнаруживаю фотографию Пенни.
Я смотрю на нее, одновременно заторможенный и взбудораженный.
Она – не Пенелопа Весчлер. Или, нет, это она, но похожая на кого-то другого. Она и есть кто-то другой.
Выясняется, что, несмотря на изменения, которые я внес в вектор времени, ее отец, Феликс Весчлер, и ее мать, Джоанн Дэвидсон, точно так же полюбили друг друга еще в школе и решили создать семью вскоре после окончания колледжа. Удивительно, но Феликс захотел назвать свою дочь-первенца именно Пенелопой в честь любимой бабушки, и Джоанн согласилась. Пенелопа Весчлер, с которой я был знаком, не родилась 12 января 1985 года. А вот иная Пенелопа Весчлер появилась на свет 9 июня 1985 года, почти на пять месяцев позже.
Вместо «Пенелопа Весчлер, с которой я был знаком», я написал «моя Пенелопа», но удалил эти слова. Можно подумать, что Пенелопа принадлежала мне и такое действительно могло случиться в настоящем или в будущем…
Итак, теперешняя Пенелопа чем-то похожа на нее, но чем-то и отличается. Как будто они сестры. Она – генетический вариант, зачата теми же родителями, но немного позднее, обладает идентичной комбинацией хромосом, но с альтернативным результатом. Веснушки у нее не такие, как карта звездного неба на другой планете. Оттенок волос, цвет глаз, форма подбородка, ее оптометрические характеристики, эпидермальные сосочки на пальцах…
И целуется она иначе.
Я забегаю вперед. Как всегда, когда в моей жизни (в обеих моих жизнях, во всех моих жизнях) появляется Пенелопа Весчлер, дела идут наперекосяк.
72
Я стою на тротуаре перед магазином «Печать – мертва». Я не стал звонить и договариваться о встрече. А еще я думаю, что ее здесь может и не быть, но это к лучшему, поскольку я не в состоянии думать связно. Мои мысли путаются, свиваются в петли, в узлы, сливаются в шум океана. Я просто обязан был приехать сюда, не теряя ни секунды. У меня нет никакого плана.
На стеклянной входной двери – печатная вывеска с указанием времени работы. Магазин закрывается через двенадцать минут. Он расположен на первом этаже рябого кирпичного дома – наверху квартиры, справа захудалая адвокатская контора с плотно задернутыми затвердевшими от пыли шторами. Слева – кафе, где бородатый бариста в комбинезоне наполняет пенящимся напитком чашки клиентам: те ютятся на разнокалиберных стульях вокруг линялого деревянного общего стола. На всех лицах играют бело-голубые отсветы от экранов смартфонов, которые люди держат перед собой. По Куин-Стрит-Ист грохочет трамвай: он мерзко взвизгивает колесами на металлических рельсах, которые поблескивают на асфальте.
Я захожу внутрь. В помещении тепло, светло, пахнет чернилами и клеем. Я смотрю на ряды асимметричных грубоватых стеллажей из обновленных обшивочных досок. Обложки и корешки всех цветов и оттенков с надписями, сделанными разнообразными шрифтами. Витрины, в которых выложены экземпляры с автографами местных писателей. На стенах – оправленные в рамки оттиски старинных изданий.
И Пенни Весчлер на табурете за прилавком читает роман. Кроме нас, здесь никого нет.
Она не поднимает головы. Я мог бы уйти и остаться незамеченным.
Но я топчусь на месте.
Я делаю вид, что рассматриваю книги. Многие авторы вообще не должны были появиться на свет, но тут аккуратными короткими рядами красуются их произведения. Их романы и повести напичканы миллионами слов, которые буквально вторглись в этот мир. Я цепенею и пытаюсь взять себя в руки. Нахожу в секции «В» восемь романов Курта Воннегута: они тоже не должны существовать. Я вожу пальцами по корешкам.
