Подписываю пачку дурацких бумаг, нуждающихся в моей визе.
Ага… концертный зал в Чикаго – отличная работенка. Жирный бюджет, видное местоположение в центре, гражданская гордость и прочее. А им нужен просто уверенный тип вроде меня.
Что ж, более чем приличный приз. Надо набросать кое-какие идейки. Я просматриваю спецификации, присланные заказчиком, и подхожу к своему кульману
[12].
Но что-то не рисуется. Обычно ведь как бывает: я смотрю на городской ландшафт и думаю о тех зданиях, которые видел во сне. Размышляю о канонической форме, масштабе и текстуре того строения, образ которого накатывает на меня. Однако на сей раз – пусто.
Но этому тоже есть объяснение. Том внедрился в меня задолго до того, как попытался полностью завладеть мной. Он обитал в моей голове с момента рождения. Его голос всегда слышался и был неодолим, как зуд в месте, до которого я не мог дотянуться. Но теперь с ним покончено. Возможно, это означает, что у меня никогда не будет свежих блестящих идей. Однако репутацию себе я в любом случае завоевал.
На том, что я получил от Тома, можно крутиться всю оставшуюся жизнь. Делать деньги, создавая чуть менее прихотливые варианты. Придерживаться простоты, не рваться за грань, позволять клиентам чувствовать себя умнее, чем они есть на самом деле, и брать с них столько, сколько им хватит глупости заплатить. Пусть облик мира изменяет кто-нибудь другой. Или еще лучше – пусть мир остается таким, как есть. Только слюнтяи, вроде Тома, любят перемены. Реальность плюет на твои наивные идеалистические мечты. Единственная цель мира состоит в том, чтобы уничтожить тебя и использовать твой труп в качестве топлива.
Кстати, некоторое время назад я сделал одолжение мамаше и взял на практику дипломницу с архитектурного факультета. Между прочим, у девчонки потрясающий зад. Мордашка у нее тоже неплохая, но вид сзади – выше всех похвал!
Итак, я должен спроектировать концертный зал. Я сделаю здание похожим на филейную часть практикантки. К чертям Тома с его идиотскими завитушками. В офисе сейчас только мы с девицей. Я наблюдаю за ней сквозь стеклянные стены. Она находится в комнатке, уставленной оргтехникой, занимается невесть чем, подшивает бумаги, что ли. Девчонка знает, что я подглядываю за ней, но, похоже, скромницу из себя строит. Или нет?.. Для чего она наклоняется то и дело, выпячивая вверх попу? Только не говорите мне, что она ни о чем не догадывается.
Ничего подобного!
Класс. То, что надо. Я даже не представлял себе, как сильно он сдерживал меня все эти годы. Сомнения. Вопросы. Рука на моем плече. Голос шепчет прямо мне в ухо: нет, никогда не поступай таким образом, а то, что ты хочешь, вовсе не означает, что ты этого заслуживаешь. Ха. Теперь нудное ворчание умолкло.
Я заслуживаю всего, чего хочу. Раз я могу что-то пожелать, значит, так и будет.
Просто смешно: я думал, что влюбился в Пенни, а ведь в нее как раз втрескался Том. Я молод. Я прекрасно выгляжу. Я намерен разбогатеть, и даже если это не получится, Грета даст мне, сколько я попрошу. Сестричка вообще не заботится о своих деньгах. Я, в некотором роде, знаменитость. Достаточно известен. И мне никогда в жизни не понадобятся новые идеи. Неужели я удовлетворюсь Пенни, когда в мире существуют практикантки с восхитительными задами и приличными физиономиями, которые с удовольствием спустят джинсы перед звездой Торонто?
Я с легкостью уболтаю любую девчонку.
И кому придет в голову надевать на работу такие тесные джинсы? Только женщине, цель жизни которой – отдаться мне.
Как же мне стало хорошо, когда Том сгинул!
Сам не знаю, зачем мне понадобилось записывать свой монолог. Полагаю, зануда ввел это в привычку и для меня. Так или иначе, но история Тома нуждается в завершении.
Конец.
95
Я просыпаюсь и обнаруживаю, что потерял сутки.
Вчера была суббота, значит, сегодня воскресенье. Но увы, выясняется, что уже наступил понедельник! Я должен проснуться рядом с Пенни в ее квартире, но я нахожусь в своей спальне, и рядом со мной лежит незнакомка. Хотя нет – это та самая девушка, которая проходит практику в нашем офисе.
Она просыпается. Ее вроде бы зовут Бет. Она возбуждена и смущена. Она всматривается в мое лицо в поисках доказательств, что случившееся не было ошибкой, грозящей погубить ее карьеру. Вскоре в ее глазах угадывается и нарастающий гнев, который она будет сдерживать до тех пор, пока не решит, куда его направить: на мою персону или же на себя.
Она прижимается ко мне обнаженным телом, и я инстинктивно откатываюсь в сторону. Ее лицо сразу же становится виноватым, поскольку она наверняка заметила, что я запаниковал.
Я говорю ей, что мне позарез нужно выпить кофе и ей я тоже сварю. Она пытается меня поцеловать, но я увертываюсь и выбегаю из спальни.
Понятия не имею, что произошло. Мой ум пуст.
Повинуясь невнятному ощущению в спинном мозгу, я включаю ноутбук и обнаруживаю там текст, который я не набирал. Я читаю его, и меня начинает лихорадить, словно у меня подскочила температура.
Это он – Джон.
Он каким-то образом перехватил управление и взял контроль надо мной.
Она окликает меня, напоминая о кофе, и я захлопываю ноутбук.
Я делаю кофе, и она входит в кухню, одетая в простенькое белье. Похоже, она решила продемонстрировать мне в утреннем свете все свои красоты.
Я замечаю свежие ссадины на ее бедрах, и к моему горлу подкатывает тошнота. Считается, что нервные сканеры не могут позволить тебе проснуться в кошмаре. Потому что именно так я воспринимаю происходящее, и пусть это звучит донельзя тривиально, но я словно попал в кошмар – ясный, прозрачный, – но липкий по краям.
Она спрашивает, не хочу ли я пойти куда-нибудь позавтракать. Я отвечаю, что не могу, дескать, мне надо в офис. И тогда наступает мучительный момент, уже предугаданный мною, когда она шутит насчет сексуального домогательства на работе. Вероятно, она хочет намекнуть мне, насколько она взрослая и опытная, но у нее ничего не получается. Теперь она кажется мне еще моложе, совсем юной. К тому же в ее шутке кроется стальной сердечник угрозы, придающей ее отрывистым репликам весомость.
Внезапно она заливается краской и умолкает. Похоже, она ощутила кроху власти, но пока не знает, как ею распорядиться.
Она стоит рядом и наливает в чашку с кофе молоко – полураздетая, она демонстрирует себя, как дерзкий вызов. Она хочет от меня чего-то еще, и мне остается гадать, что ей от меня нужно. Я даже не уверен, переспали ли мы с ней – я ничего не помню о вчерашнем дне, в моей памяти – черный провал.
Она напрягает лицевые мышцы и щурит глаза. Наверное, ожидает от меня подтверждения того, что я использовал ее, и сейчас я вынужден поддерживать с ней прощальный неловкий разговор, чтобы через минуту навсегда выкинуть ее из головы.
