Душевая кабина запотела изнутри, и ты не видишь, кто там находится. Поэтому ты решаешься сделать первый шаг – и оказывается, что это он. Парень, которого ты любишь. И при этом – кто-то другой. Он смотрит на тебя, и, позволь мне признаться, у меня была куча мужчин, которые смотрели на меня по-разному, но с таким взглядом я еще никогда не сталкивалась. Так мясник оценивает нарезанные стейки. Мне нравится мое тело, но в тот момент мне захотелось отрезать груди и выбросить их в океан. Да, ты говоришь, что в тот день он взял над тобой верх, но послушай, у него были твои глаза, которыми ты сейчас смотришь на меня. Те – и одновременно другие. Как будто он – фальшивка… Со ртом получалась та же самая история, и, конечно, с голосом… Он сказал, что ты исчез навсегда, и вскоре сам убрался прочь. Я стояла в душе под холодной водой и надеялась, что ледяная струя разобьет мое тело на молекулы.
Когда я, наконец, вышла из ванной, то не смогла вернуться в спальню. Я весь день просидела здесь, на кушетке, оттачивая свою историю, если мне придется рассказать ее кому-нибудь. На тот случай, если он вернется. Но ко мне пришел ты. Если, конечно, это ты, а не он, в совершенстве овладевший искусством притворства.
98
– Не представляю, как доказать тебе, но я – это я, – вздыхаю я.
– Я не выдержу второй встречи с ним, – мотает головой Пенни. – А ты ведь не можешь поклясться, что, когда проснешься завтра, будешь самим собой.
– Что мне делать?
– Искать доказательства, – отвечает она. – Наверное, я не такая умная, как думаю о себе. Вероятно, я всего лишь одна из бесчисленного количества девушек, которые влюбляются в неподходящих парней и отговаривают себя от разрыва тем, что верят, будто любовь что-то значит. Может, я наивная дурочка, а ты – буйный сумасшедший, и наш роман закончится в зале суда или на кладбище, а мои друзья потом скажут, что мы, дескать, всегда считали ее башковитой, но, оказывается, глубоко ошибались.
– Конечно, сейчас мои обещания мало чего стоят, но…
– Послушай! – восклицает она. – Я люблю тебя, но не в состоянии видеть тебя, пока ты не докажешь мне, что говоришь правду.
Она смотрит мне в глаза – настороженно, испытующе, – и я понимаю, что ей и впрямь неважно, кто из двоих Барренов настоящий.
Реальность изменилась, и от очередной трансформации никуда не деться.
Мой отец потратил всю жизнь, отыскивая путь к Лайонелу Гоеттрейдеру и событиям 11 июля 1965 года. Пришла и моя очередь потрудиться.
Гоеттрейдера можно было обнаружить с помощью дорожки из тау-радиации. Мой же маршрут состоит из неосязаемой субстанции, которая, однако, может быть столь же зловредной – из памяти.
Пенни запирает за мной дверь, я слышу, как задвигается защелка. Я возвращаюсь в свою квартиру и заказываю билет на самолет.
99
Я сижу в салоне самолета, летящего из Торонто в Сан-Франциско. События последних сорока восьми часов мотаются у меня в голове как ветряная мельница, расшатавшая крепления и вознамерившаяся помчаться по полям и холмам, как гигантский сюрикен
[13].
Я верю Пенни и Бет.
И я не собираюсь верить в самое плохое – не хочу ни клеветать на самого себя, ни наносить себе вред. И я не хочу быть лжецом, сочиняющим фантастический бред, не имеющий ничего общего с действительностью.
Неудивительно, что у меня появляется странное чувство, что я на это не подписывался. Вам оно, вероятно, тоже знакомо. Речь, знаете ли, шла о забавном развлечении – о путешествии во времени! Мне предстояло допустить некоторые ошибки, но в конце концов все исправить. В своих фантазиях я, несмотря на свои промахи или даже благодаря им, так или иначе выходил героем.
Конечно, я понимаю, что героизм требует жертв. Но я не представлял себе, чем именно надо пожертвовать. Попробуйте составить список вещей, от которых вы не в состоянии отказаться, и вы сразу меня поймете.
Следует, правда, учесть, что данный список, в общем-то, невозможно составить, поскольку каждый пункт в нем это нечто такое, что вы считаете неотъемлемой частью своей жизни. Их вроде бы невозможно изъять из вашего повседневного жизненного пространства.
Короче говоря, веселой поездки в машине времени не получилось. Я не ожидал встречи с причинно-следственными петлями, флуктуацией реальности, разветвлениями измерений и спорными запутанными пространственно-временными парадоксами. Я не думал, что могу столкнуться с физической болью и душевными страданиями. И я не просил создавать причины для сомнений в моем здравомыслии. Накладки в момент путешествия во времени, это, конечно, весьма досадно, однако то, что я уничтожу целый мир… я даже и не подозревал в себе такую прыть!
А когда любимая женщина заявляет, что ты причинил ей боль – пусть даже и это был не ты, – ее слова и вовсе сбивают тебя с толку.
Весомые и четкие аргументы не требуют доказательств. Они как будто молниеносно внедряются в твой организм, чтобы отложить под кожей ядовитые яйца.
Выяснить, прав ли я, или моя биография – просто бред безумца, можно одним-единственным способом. Мне надо идти по следу, который ведет к Джерому Франкеру.
Вероятно, Джером не поделится со мной никакой информацией. Возможно, фотография из старой книги в отцовском кабинете, которую я запомнил с детства, стала для меня дурацкой ловушкой.
Что, если я лишь создал в своем воображении целую историю, на которую меня вдохновила такая броская деталь, как укороченный до локтя рукав куртки?
Если имя Лайонела Гоеттрейдера не знакомо Джерому Франкеру, я не смогу вернуться к Пенни и умолять ее о доверии. Куда там, я и себе-то не буду доверять!
А если я не увижу Пенни, то моя жизнь потеряет всякий смысл.
Мне бы хотелось быть только с ней.
100
– Не могли бы вы сделать мне одолжение? – рокочет Джером Франкер. – Отвечайте, зачем вы сюда явились? Вы ничего не пишете о моей жене. Я имею в виду: мне нравится ваш блеф! Вы все свалили на покойницу – отличный ход! И, пожалуй, если бы я действительно выжил из ума, вам бы удалось меня одурачить! Но сейчас – хватит мне голову морочить! Признавайтесь, что вы хотите?
Я сижу в кабинете Джерома уже полторы минуты. До этого мгновения я стоял перед верандой, где находился вход в увенчанный высокой остроконечной крышей дом в стиле королевы Анны. Я глазел на вызывающе асимметричный фасад, когда вежливая и чопорная дочь хозяина, Эмма Франкер, открыла передо мной парадную дверь. Пока мы шли по коридору, она сказала мне, что весьма тронута моим намерением включить главу, посвященную ее матери, в мою книгу об известных женщинах-физиках.
Зря я обрадовался, что моя ложь сработала! Когда Эмма распахнула очередную дверь, я оказался в просторном кабинете и понял, что мне надо снова выкручиваться.
