Джером, как ястреб на ветке, восседает в старинном кресле с высокой спинкой. Рукав у него обрезан чуть выше локтя. Эмма отправляется на кухню, чтобы приготовить кофе. Джером дожидается, пока она уйдет, чтобы его дочь ненароком не услышала нас, и разоблачает мой обман.
– Мистер Франкер, – лепечу я, – сэр…
– Я неплохо разбираюсь в людях, – рычит Джером, – и догадываюсь, что вы намерены подсыпать мне еще одну порцию ахинеи. У меня есть Интернет, мистер Баррен. Я знаю, кто вы такой. На днях я прочитал вашу речь. У вас хватило нахальства сказать коллегам, что они ничего не стоят! Кстати, в вашем выступлении было чересчур много общих мест, но не имелось конкретики.
– Я не подготовился, – отвечаю я, – и наглость оказалась единственным способом выкрутиться.
– Значит, вы явились сюда под обманным предлогом, – утвердительно произносит он.
– Да. У меня есть несколько вопросов, касающихся вас и вашей жены, но книгу я не пишу. Мне показалось, что это хороший способ убедить вас принять меня без предварительной договоренности.
– У вас – тридцать секунд. Потом я вызываю полицию, – бурчит он. – Формально вы не совершили преступления, но подробности можно будет выяснить в участке.
– Я ищу человека по имени Лайонел Гоеттрейдер, – заявляю я.
Морщинистое лицо Джерома перекашивается так быстро и резко, что в первый момент я думаю, что у него случился удар. Но затем он растягивает сухие губы и скалится, будто горилла.
– И что же вы знаете? – спрашивает он.
– Вы курировали финансирование эксперимента, который Гоеттрейдер провел 11 июля 1965 года. Он закончился неудачей, и вы потеряли при этом руку. А Лайонел Гоеттрейдер был, э-э-э…
– Что? – осведомляется он.
– Близок, – отвечаю я. – С вашей женой.
– Паршивец! – восклицает он. – Обманом проник в мой дом, разбередил дурные воспоминания, о чем его никто не просил, да еще оскорбил память моей покойной жены! Что ты о себе возомнил?
Входит Эмма, в руках у нее серебряный поднос с двумя чашками, кофейником, сахарницей и молочником. Она улавливает последнюю реплику Джерома и бледнеет.
– Ты в порядке? – спрашивает она.
– Прогони мерзкого поганца, пока я не вызвал копов.
– Простите, если я случайно оскорбил вас, – говорю я, – но я должен найти Лайонела Гоеттрейдера.
Поднос в руках Эммы трясется, слышен звон фарфора. Глаза Джерома стекленеют, на них выступают слезы.
В стенах этого особняка, несомненно, обитают привидения.
– Почему вы должны найти Лайонела Гоеттрейдера? – спрашивает Эмма.
– Я думаю, что он – мой отец, – выпаливаю я.
101
Пусть я солгал, какая теперь разница!
Напряженная реакция Эммы породила у меня интуитивное предположение, что надо втереться в доверие к Джерому несколько по-другому, так что я решил разыграть сюжет из мыльной оперы.
– Я вызываю полицию! – рявкает Джером.
Однако старик не тянется к беспроводному телефону, лежащему возле кресла. Эмма ставит поднос, оглаживает блузку спереди, непроизвольно стискивая оборку в кулаках.
– Он знает? – спрашивает Эмма.
Джером резко откидывается на спинку кресла и сразу начинает выглядеть на свои почти девяносто лет.
– Ему известно самое главное, – подтверждает он.
Эмма молча наливает мне кофе, предлагает молоко, и я киваю. Она указывает на сахар, и я отрицательно качаю головой. Все происходит весьма светски. Джером отмахивается от кофе, он уже не ястреб, а, скорее, черепаха, желающая спрятаться в своем панцире.
Эмма наполняет вторую чашку для себя: она предпочитает черный кофе.
– Я не пытаюсь раскапывать прошлое, – начинаю я. – Я лишь хочу найти Лайонела Гоеттрейдера. И если вы сможете сказать мне, где он, я навсегда уйду из вашей жизни.
– Что вы знали об их… отношениях? – спрашивает Эмма.
– Практически ничего, – отвечаю я. – Но во время несчастного случая они, несомненно, были в самом разгаре.
– Это был дурной период нашего брака, – кряхтит Джером. – В то время я целиком погрузился в работу. Пытался вывести карьеру на следующий уровень. Тогда мы бы обрели стабильность, без которой трудно иметь полноценную семью. А между ними все кончилось после взрыва его проклятой машины. Вы же в курсе, что она могла снести к чертям половину континента, да? А этот идиот со своим безумным изобретением едва не устроил апокалипсис. Захотел получать энергию от вращения планеты!.. Что за чушь! Да и мне не следовало подписывать его заявку. Впрочем, его бумаги оказались безупречны. В них было все, что нужно. Хотя именно она помогла ему написать заявку так, чтобы я наверняка все одобрил.
– Что случилось с двигателем? – спрашиваю я.
– Что? Он разрушил лабораторию, чуть не убил больше дюжины человек и оторвал мне руку. Я разобрал металлическую дрянь и переплавил ее, кусок за куском.
– А Лайонел? – интересуюсь я.
– Мне следовало отдать его под суд, – бурчит Джером. – Упечь его в тюрьму. Но она упросила меня так не поступать. Мы никогда не говорили о том, что между ними было. Тогда дела делались по-другому. Но я понял. И мне никаких разговоров не понадобилось.
Уцелевшей рукой Джером стискивает бицепс ампутированной конечности, массирует его, как, видимо, привык поступать, когда нервничает.
– Она-то хотела сбежать от меня к нему, – продолжает он. – Но в тот день я спас ей жизнь. И произошел этакий обмен: я потерял руку, но у меня осталась жена. Но я мог бы повторить этот фокус в любой день своей жизни, даже теперь, когда ее не стало. Авария оказалась для меня переломным моментом. Не представляю, что там выплеснулось из машины, но то был очищающий огонь. Он сжег мою горечь и глупость. Вместе с рукой сгорели и мои ошибки. После трех лет неудачного брака у нас с Урсулой появился шанс начать все с чистого листа. И с тех пор мы счастливо зажили вместе. Мы изменились и были неразлучны еще сорок девять лет. Мы забыли о том ужасном периоде.
Ясно, что Джером разговаривает не со мной. Он обращается к Эмме.
– Хотя, возможно, не забыли, – добавляет он, – а простили.
По ее щекам текут слезы. Джером тоже плачет. Он потирает бицепс, мнет кожу. Я – неумелый провокатор и злоумышленник – прихлебываю кофе.
– А как насчет Гоеттрейдера? – непринужденно уточняю я.
– До сих пор не могу поверить, что у него хватило наглости объявиться на похоронах Урсулы, – гудит Джером. – Не представляю себе, откуда он вообще узнал, что она умерла. Гнусный сукин сын, наверное, шпионил за ней в Сети.
– Погодите! – восклицаю я. – Вы видели его? Он жив?
– Да, – кивает Джером. – Два года назад был жив.
