Женщина падает, как марионетка с перерезанными нитками.
Третья перестает возиться с пробкой и метко швыряет тяжелую канистру в Пенни. Та закрывается рукой, и я понимаю, что ей чертовски больно. Что еще хуже, удар заставляет ее отвлечься. Противница пользуется этим мгновением, чтобы метнутся через комнату и вмазать Пенни по лицу.
Пощечина ошеломляет Пенни, но она пытается поднять пистолет. Противница выкручивает ей руку, оружие падает, а следом на пол валится Пенни.
Преступница упирается коленом ей в спину.
Я не могу вообразить ничего хуже, чем смотреть, как женщина, которую я люблю, беззвучно зовет на помощь, а я при этом абсолютно бессилен.
Ситуация просто чудовищна. Я не могу пошевелиться, кроме того, нас с Пении разделяет семь тысяч восемьсот миль.
А через минуту выясняется, что самое страшное – впереди.
Женщина с простреленным коленом встает, балансируя на здоровой ноге, и волочит раненую конечность за собой. Она поднимает топор, размахивается и опускает обух на голову Пенни.
Глаза Пенни тускнеют. Она вытягивается на полу.
Это происходит в полной тишине, однако я ощущаю негромкий хруст, с которым твердая сталь соприкасается с волосами, кожей и костью, словно по моим артериям и венам проносится туча бритвенных лезвий. Я пытаюсь закричать, но из моей глотки вырывается лишь скрипучий гортанный стон. Я весь – страх и ненависть, жажда насилия и мести.
Женщина поднимает топор для повторного удара, но вторая что-то говорит напарнице, и та застывает на месте.
Обе переводят взгляды на камеру, стоящую на комоде. Одна женщина проверяет пульс Пенни и поднимает вверх два поднятых больших пальца. Вторая выключает камеру.
Изображение сменяется зернистым фоном. На других экранах видно, как родителей и сестру, пребывающих в бессознательном состоянии, поднимают с кроватей и уносят. Я отчетливо чувствую, как глаза заполняются слезами, четырехкратная сила тяжести что-то нарушает в их внутреннем строении. Влага странным образом накапливается и, в конце концов, вырывается из глаз потоком, как шарики, которые наполнили водой и сбросили с крыши дома на тротуар.
– Приношу свои извинения, – изрекает Лайонел. – Предполагалось, что никто не пострадает. Я привлек оперативников из своеобразной японской апокалиптической секты, а они, хоть и стараются угодить, не всегда бывают в должной мере управляемы. В основе их мировоззрения лежит фатализм, который порой мешает им быть по-настоящему надежными работниками. К счастью, ваша девушка и ваши родные живы. Уже через час их на частном самолете доставят в Гонконг.
Мой разум стремительно проясняется. Страх покидает меня – так же, как и ненависть.
У меня больше нет ни жажды насилия, ни стремления отомстить, ни целей, ни планов, ни надежды. Для меня чуть ли не облегчением становится осознание того, что я не должен принимать никаких решений – мне надо просто выполнять приказания Лайонела.
121
Сила тяжести вновь становится нормальной, но я, похоже, не в состоянии оторваться от пола. Лайонел приводит в действие машину времени: он размахивает руками с решительностью сумасшедшего, дирижирующего воображаемым оркестром. Вероятно, он вообще не волнуется из-за того, что я могу наброситься на него и избить до смерти. И он прав. Мое тело сковано оцепенением, но даже не будь этого, я не имею права сражаться с безумным ученым.
Я не желаю подвергать дальнейшей опасности ни моих родителей, ни сестру, ни женщину, которую люблю.
– Ну что, угомонились? – осведомляется Лайонел. – Итак, молодой человек, вам нужно вернуться в 11 июля 1965 года, и тогда вы сможете исключить свое негативное вмешательство в мой эксперимент. Вектор времени возвратится в надлежащее положение, и все последующие пятьдесят лет пойдут своим чередом.
Он смотрит на меня сверху вниз, немного обескураженный тем, что я валяюсь на полу.
– Я вернул действующую на вас силу тяжести к нормальным показателям, – произносит он. – Вы можете встать.
Откровенно говоря, у меня появляется ощущение, что я способен подпрыгнуть аж до сводчатого потолка, который возвышается в семидесяти пяти футах надо мной. Но я лишь принимаю сидячее положение.
– Я хочу, чтобы вы исправили свою ошибку, – продолжает Лайонел. – Каждый человек на планете, в том числе и эти четверо, за которых вы так тревожитесь, живут чужой, а то и вымышленной жизнью. Когда положение дел вернется к нормальному, их биологическое существование окажется под вопросом. Потому что при верном векторе времени у них будет другая жизнь и иная смерть, понимаете? Но если их необходимо принести в жертву, чтобы заставить вас совершить правильный поступок, вряд ли такой акт можно назвать убийством. Нельзя убить вымысел, хотя все население планеты в данный момент живет в абсурдных условиях вымысла… который вам и надлежит пересочинить.
– Я ожидал от вас большего, – хрипло говорю я.
– Равно как и я – от вас, – парирует Лайонел. – Раньше вы казались мне весьма сообразительным.
– Неужели два часа назад я считал вас самым великим человеком на Земле, а не подонком, похитившим тех, кто мне дорог, и деформировавшим пространственно-временной континуум, чтобы трахаться с чужой женой? – вопрошаю я.
– Скоро вы все поймете, – отвечает он.
Лайонел вынимает из кармана брюк старую полароидную фотографию со смятым краем и вручает мне.
На глянцевой бумаге запечатлен я и Лайонел. Но не тот Лайонел, который стоит передо мной, а Гоеттрейдер из 1965 года. Но я не изменился. И даже одежда на мне – та же самая.
– Снимок сделан 13 июля 1965 года, – поясняет Лайонел. – Когда через два дня после аварии я впервые включил Двигатель – и появились вы.
122
Я изучаю фотографию. Наверняка Лайонел блефует: ведь от него всего можно ожидать. Он создал машину времени, мог баловаться с «Полароидом» и подделать снимок.
Но, увы, фотография не похожа на фальшивку. Она выглядит по-настоящему старой. Вероятно, ее сделали пятьдесят один год назад.
– Вы попадете в прошлое – ровно в 4 часа 38 минут утра 13 июля 1965 года, – наставительно сообщает Лайонел. – В тот момент я включил Двигатель. Мое прежнее «я», следуя вашим инструкциям, поможет вам перескочить еще на два дня назад, в 11 июля – в дату, предшествующую аварии. Мое устройство способно преодолевать краткие промежутки времени без привязки к радиационному следу. Но у него имеется вторичный предохранительный контур, матрица обнаружения, позволяющая отследить любое излучение, оставшееся в атмосфере после вашего первого перемещения в прошлое. Вы удостоверитесь в том, что мой эксперимент был удачным, и вернетесь в реальный, восстановленный мир.
– Значит, я доставляю вам технологию, которая позволит вам переправить меня по заключительному этапу путешествия во времени, и вам из 1965 года остается только выполнить определенные указания – и все?..
