«Корма» ледяного осколка смотрела сейчас по ходу движения, выставив вперед пасть сопла, готового к критически важному для торможения запуску двигателя. Однако «Имир» развернулся теперь вокруг оси таким образом, что «Новый Кэйрд», по-прежнему пристыкованный у «носа» и торчащий из осколка почти под прямым углом, оказался в зените. Это означало, что во время прохождения через атмосферу их вид на Землю будет закрыт «Имиром», а двигатель окажется торчащим «вверх», к звездам. Если его включить, он станет поворачивать нос «Имира» вниз, а корму, соответственно, вверх, такая ориентация поможет увеличить подъемную силу и уйти от возможной опасности. Если позволить осколку заваливаться в противоположном направлении, он в результате может принять такое положение, когда сопротивление значительно увеличится, а подъемная сила уменьшится, так что аппарат лишь глубже уйдет в атмосферу. Фактически «Новый Кэйрд» понизили сейчас в звании до небольшого двигателя контроля тангажа. Причем давать импульс этот двигатель мог лишь в одном направлении, и Маркус выбрал направление, которое вероятнее всего понадобится, если что-то пойдет не так. Вячеслав должен будет сидеть в кресле пилота «Нового Кэйрда», все, что ему будет там видно через узкий иллюминатор – грязная поверхность льда возрастом в пять миллиардов лет на расстоянии вытянутой руки. Там ему предстояло ожидать от Маркуса, расположившегося в кают-компании «Имира», голосовой команды на запуск двигателя, если подобная необходимость возникнет.
Для Дины вся эта информация была чем-то вроде назойливого шума – она всецело сосредоточилась на координации усилий роботов. «Вьи» под ее командованием исчислялись десятками тысяч. Общаться с ними можно было лишь коллективно, как с роями. Пытаться отдавать им команды по одному было теоретически возможно, однако граничило с идиотизмом. Основной задачей «вьев» была форма осколка.
Один рой будет работать на внутренней поверхности сопла. Сейчас все его представители выползли наружу для солнечных ванн, возобновляя внутренние резервы энергии. По команде Дины они соберутся вокруг зияющей круглой пасти, спустятся в сопло и разбегутся по нему, чтобы поддерживать форму в соответствии с необходимостью во время запуска. Управлять ими будет написанная и впоследствии настроенная Ларсом программа. От Дины требовалось лишь включить ее в нужный момент.
Аналогичным образом еще один рой, самый маленький из трех, расположился внутри ледяных бункеров, чтобы по программе Ларса предотвращать попадание камушков в шнеки. Эти «вьи» никогда не показывались на свет и должны были подзаряжаться от розеток, установленных с этой целью экипажем «Имира».
Однако самый большой рой отвечал за формирование внутреннего пространства осколка по мере того, как раскапывается лед. К тому моменту, как путешествие к «Иззи» завершится, большая часть льда пройдет через бункеры и вылетит паром из сопла. От осколка останется только пустая скорлупа, внутренних структур будет достаточно лишь для того, чтобы удерживать на месте реактор и нечто мало-мальски напоминающее колоколообразное сопло. План был не так уж и безумен по двум причинам. Во-первых, примерно то же самое с незапамятных времен делали шахтеры. Если просто извлечь все изнутри горы, она рухнет. Поэтому шахтеры создавали внутри горы надежные архитектурные сооружения: колонны, арки и тоннели. Здесь задача была та же самая, с той разницей, что строительным материалом был лед, а силы, которым требовалось противостоять, не столь велики. Во-вторых, с точки зрения сопромата не так уж и важно, что именно находится внутри. По той же самой причине фюзеляжи самолетов и гоночных машин пустотелы – кожа, но никаких костей. Напряжения естественным образом распространяются вдоль оболочки, поэтому там-то лучше всего и сосредоточивать прочность. Если оболочка надежна, пространство внутри может быть совершенно пустым.
Разумеется, лед с этой точки зрения не лучший материал, поскольку он хрупок. Но экспедиция «Имира» отправилась в путь, имея на борту значительные запасы прочного пластикового шнура, сетей, ткани и волокна. Все те месяцы, пока она неторопливо возвращалась с Григга-Скьеллерупа, роботы Ларса непрерывно производили из льда пайкерит. Внешний слой казавшегося черным льда был фактически уже не льдом, а значительно более прочным синтетическим материалом. В твердом виде он мог отражать пули. Если его растопить и пропустить сквозь сита, он окажется смесью воды, синтетического волокна и черной грязи, возрастом сравнимой с Солнечной системой. Крупные роботы, «хваты» и «ужики», ответственные за крупномасштабные внутренние раскопки, могли ковыряться всего в нескольких метрах от поверхности, не представляя для структуры «Имира» ни малейшей угрозы. Задачей третьего роя «вьев» было подбирать крошки после их работы, а также укреплять внутренние столбы и балки, удерживающие реактор и бункеры посередине пустотелой льдины. Роевой алгоритм фигурной резьбы по льду разработал Ларс, у которого было два года, чтобы довести все до совершенства, однако теперь роботами управляла Дина, и ей предстояло еще многому научиться до тех пор, когда от нее потребуется продемонстрировать свое искусство.
Около сотни «хватов» и «ужиков» значительно уступали «вьям» в числе, однако столь же значительно превосходили их тоннажем перемещаемого льда. Сейчас они в основном располагались наготове на внутренней поверхности осколка. Большей частью это были стандартные роботы с небольшими конструктивными изменениями, однако имелось и с полдюжины «бензопил» – «хватов» увеличенного размера, клешни которым заменяли вращающиеся цепи из небольших ковшей. Они были предназначены, чтобы быстро обрабатывать значительные объемы льда, и настолько хорошо справлялись с работой, что вокруг вскоре почти ничего не оставалось, поэтому их следовало часто перемещать. За каждой «бензопилой» следовал эскорт из роботов поменьше, подбиравших остатки и помогавших ей закрепиться во льду на новом месте.
В теории все вместе было одной огромной компьютерной программой, которая, если ее запустить, превращала огромную гору льда в некое подобие грецкого ореха, из которого извлекли ядро – толстая, корявая скорлупа, а внутри – естественная система ребер, жил и перегородок. Программа, когда Дина ее запустит, вполне могла отработать идеально – с программами такое случается. Однако что-то могло пойти наперекосяк – причем не обязательно сразу же очевидным образом. Так что существенной частью задачи Дины был общий контроль над ситуацией. Как бы ей ни хотелось выглянуть наружу, чтобы увидеть, как Земля проносится мимо со скоростью сорок тысяч километров в час, Дине следовало сидеть носом в монитор и следить, не появятся ли среди сонма слабых и не всегда внятных сигналов признаки неполадок. Ей хотелось верить, что, когда она маленькой девочкой сидела в шахтерском поселке перед консолью радиостанции, пытаясь разобрать отдаленные звуки морзянки сквозь статический шум и чужие радиопередачи, это было своего рода подготовкой к сегодняшнему дню.
Через несколько минут беседы по спайку с Джей-Би-Эф Дюб осознал, что два года назад перестарался.
Он отправился на совещание в Кемп-Дэвиде, имея задачей растолковать президенту экспоненциальный характер распада Луны, в результате которого жизнь исчезнет с лица Земли. Выступая в роли Дока Дюбуа, он сочинил термины «Белые Небеса» и «Каменный Ливень» в качестве образов, позволяющих без труда осознать явления, сказать по правде, не столь уж простые. Сейчас доктор Харрис предпочел бы, чтобы ныне покойный Док Дюбуа поменьше трепал тогда своим поганым языком.