Произнося свое Проклятие, Ева Аида во многом оказалась провидицей. Уже в первые несколько поколений после Совета Семи ев стало ясно, что разделение на семь рас – навсегда. Они стали такой же неотъемлемой частью портрета человечества, как ногти или селезенка. Официально это разделение нигде зафиксировано не было, но соблюдалось как-то само по себе. Рио преимущественно заселили айвинцы, мойринцы стеклись в Мемфис, а феклиты – в соседнюю дугу с центром в Питкэрне.
Багдад, по другую сторону от Гринвича, достался динайцам, следующая за ним Дакка – камилитам. Аидяне и джулиане, дабы подчеркнуть свое непримиримое отчуждение от остальных рас, выбрали орбиталища на противоположной стороне: Киото и Токомару соответственно. Таким образом, кольцо замкнулось: восточные окраины джулианского сегмента граничили с западными окраинами участка феклитов; их разделяло внушительное кладбище Гавайи: малочисленные джулиане не так активно поглощали его ресурсы.
Степень расовой чистоты разнилась от орбиталища к орбиталищу. Поскольку Гринвич был совместной стройкой, он так и остался самой многорасовой частью кольца. По бокам от него, в Багдаде и Рио, также проживало множество тех, кто не принадлежал соответственно к динайцам или айвинцам. Эти три сегмента можно было, в принципе, считать зоной, терпимой к представителям всех рас. Обитатели остальных частей кольца, как правило, вели себя более замкнуто, поэтому там расовое разнообразие было невелико. Впрочем, по всему кольцу попадались удивительные гетто: например, пятидесятитысячный анклав джулиан в самом сердце участка динайцев.
Для учета пробирок, из которых в свое время возникли прародители всех рас, Ева Мойра ввела цветовую индикацию. Никакой системы – просто то, что оказалось под рукой из канцелярских принадлежностей: несколько разноцветных стикеров и фломастеров. Так с тех пор и пошло:
синий – потомки Дины,
желтый – Камилы,
красный – Аиды,
оранжевый – Джулии,
голубой – Феклы,
фиолетовый – самой Мойры,
зеленый – Айви,
белый – ничей.
В те же цвета раскрасили точки, из которых состояла схема кольца: например, орбиталище, в котором преобладали динайцы, было синим, и так далее. Точки крохотные, их много, поэтому при большом удалении они сливаются в линию, переливающуюся всеми цветами радуги, но общая тенденция все равно вырисовывается. Неизвестно, задумка ли это Мойры или просто так совпало, но цвета из холодной части палитры: синий, зеленый и голубой – она присвоила евам, с которыми была лично близка, а теплые: красный, желтый и оранжевый – отдала остальным.
Если все кольцо размежевать по этой схеме, то, приняв расположение орбиталища Гринвич за двенадцать часов, а Токомару – за шесть, можно увидеть: от десяти часов (западный край кладбища Инд) до пяти (восточный край кладбища Гавайи) тянется дуга холодных цветов, а промежуток между шестичасовой и девятичасовой отметками окрашен в теплые цвета. Самый «верхний» участок кольца с центром в Гринвиче светится снежно-белым, вроде полярной шапки, а в стороны от него тянутся фиолетовые горы, зеленые холмы и синие моря. Снизу и слева, где в основном проживают камилиты, аидяне и джулиане, кольцо будто бы подогревается на огне и излучает красно-рыжее сияние.
Этот сегмент на схеме также ограничен двумя красными чертами поперек кольца. Одна из них проходит по восточной оконечности джулианского сегмента, в отметке 166°30′ западной долготы, где когда-то располагался остров Кирибати в Тихом океане. Вторая проведена точно по отметке 90° восточной широты, через самый центр дуги камилитов – орбиталище Дакка. Эти две черты служат границами – не просто воображаемыми рубежами, а вполне конкретными барьерами, разбивающими кольцо на части, со стенами и пропускными пунктами. Орбиталища теплых цветов внутри этих границ, а именно: бо́льшая часть сегмента джулиан, весь участок аидян целиком и ровно половина сегмента камилитов – были для Кэт-два и ее попутчиков в буквальном смысле другой страной. Взаимоотношения между ней и более обширной дугой холодных цветов, где жили они, можно описать множеством разных способов, но наиболее емким будет «война».
Увидев, что Кэт-два оторвала голову от подголовника и тем самым как бы включилась во временное общество пассажиров эмки, феклит повернулся к ней. Он отвел правый локоть в сторону, выпрямил ладонь, отвел большой палец и рубящим движением указал на свой подбородок, затем поднял руку ко лбу.
– Белед Томов, – представился он, хотя Кэт-два и так знала, как его зовут: по надписи на скафандре.
Кэт-два ответила приветственным жестом, принятым в ее расе: левой рукой, ладонью к себе, пальцы согнуты.
– Кэт Амальтеина-два.
Оба посмотрели на динайца. Минуту назад тот демонстративно отвел глаза в сторону – общепринятый знак: «Прошу не беспокоить, отливаю в мочесборник». Закончив, он обернулся к остальным и изобразил свое приветствие – тоже левой рукой, но с поворотом ладони: сначала к себе, потом от себя.
– Рис Алясков.
Подобные жесты уходили корнями во времена становления Облачного Ковчега и появления на Расщелине первого поколения нового человечества – потомков Семи ев. Тогда люди практически не вылезали из скафандров, а в шлемы были встроены забрала, защищавшие от солнечной радиации. Опущенное забрало отражало свет и приобретало металлический оттенок; лица за ним было не разглядеть. Поднятое забрало, напротив, открывало лицо. Поскольку уединение тогда было роскошью, поднятая вверх рука означала: «Привет! Давай пообщаемся», а опущенная – «Пока» или «Оставьте меня в покое». Насущная необходимость в таких жестах давно отпала, поскольку в современных орбиталищах у человека была возможность уединиться в любой момент. Однако приветственная их суть сохранилась. Белед Томов отдавал приветствие по-военному, правой рукой, как бы говоря: «Я безоружен и убивать тебя не собираюсь». При наличии гравитации дальше собеседники пожимали друг другу руки. В невесомости это сделать сложнее, поэтому от ритуала отказались. Приветствие левой рукой означало принадлежность к гражданской профессии, поскольку правая рука была обычно занята чем-нибудь полезным. Движения ладонью восходили к культурным особенностям рас, и их изучение было благодатной темой для ученых-антропологов. Впрочем, все признавали, что по таким движениям удобно отличать представителей той или иной расы – особенно с расстояния или в закрытом скафандре. Да, существовали определенные различия в росте, телосложении, позе, манере двигаться, но незначительные, и, не видя черт лица или цвета волос, легко было ошибиться.
Волосы у Риса Аляскова медового оттенка, а лицо – веснушчатое, как у большинства динайцев. Феклит тоже, как и сородичи, был светлокожим. Но если у Риса лицо открытое, приветливое и располагающее к общению, то у Беледа – одновременно угловатое и обтекаемое, с выдающимися скулами и челюстью. Глаза у него ярко-голубые, почти белые, а коротко стриженные волосы напоминают оптоволокно. Манера держаться вполне соответствовала внешнему виду. Кэт-два – темнокожая, с зелеными глазами и пышными черными волосами, иными словами – почти вылитая Ева Мойра. Таким образом, среди них троих наиболее разительно отличались Кэт и Белед. Тем не менее за пять тысяч лет тесного общения мойринцы и феклиты развили взаимодополняющие качества. Случись что, Кэт-два и Белед инстинктивно встанут, прижавшись спиной к спине. А в спокойной обстановке, очень вероятно, тоже прижмутся, но лежа. Подобный «симбиоз» развился и между динайцами и айвинцами, но в данный момент «партнера» у Риса Аляскова не было; четвертое кресло как раз пустовало.
