Книга Семиевие, страница 159. Автор книги Нил Стивенсон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Семиевие»

Cтраница 159

Если бы неведомый Агент взорвал Луну двумя десятилетиями раньше, Ева Мойра ничего не знала бы об эпигенетике. Работы в этом направлении только-только начались. За первые несколько лет, проведенные на Облачном Ковчеге в хорошо оборудованной лаборатории внутри самых защищенных модулей «Иззи» и «Эндьюранса», Мойра порядком начиталась по теме. Ее, как и сверстников, учили: геном – это вся информация о строении и развитии организма, записанная в хромосомах, которые содержатся в ядре каждой клетки. Лишь незначительная часть ДНК имела четко выраженные функции – все остальное, казалось, не делало ничего и считалось «мусором». Однако в начале двадцать первого века это представление изменилось: более совершенные методы анализа показали, что почти весь так называемый мусор на самом деле играет важную роль в функционировании клеток, регулируя выраженность генов. Даже в простейших организмах, оказывается, множество генов либо подавлены, либо вовсе отключены подобными механизмами. Геномика обещала: познаешь геном – познаешь организм. На деле это не так, поскольку выяснилось, что фенотип (то есть, само существо со всеми особенностями внешности и поведения, которые наблюдает биолог) складывается не только из генотипа (цепочек ДНК), но также из бесчисленного множества нанорешений о запуске одних генов и отключении других, которые ежесекундно принимают регуляторы внутри клеток тела. Эти регуляторы делятся на несколько типов и в большинстве своем невообразимо сложны.

Не спутай Агент все карты, биологи Старой Земли остаток столетия посвятили бы каталогизации этих механизмов и расшифровке их функций, для чего и создавалась наука эпигенетика. Вместо этого в руках Евы Мойры и последующих поколений биологов, которых она вырастила, эпигенетика стала орудием. На Расщелине ученым были нужны все доступные инструменты, и они использовали их цинично, порой даже безжалостно, но все с одной целью: обеспечить выживание человечества. Создавая детей остальных шести ев, Мойра избегала эпигенетических методов. С другой стороны, она считала, что имеет полное право ставить эксперименты над собственным геномом. Поначалу все шло неудачно, и первые восемь беременностей закончились выкидышами. Но последняя и единственная дочь Мойры выжила. Мойра назвала ее Кантабриджией [9], и та положила начало расе, к которой принадлежит и Кэт-два.

Несколько тысяч лет спустя, когда «ТерРеФорм» запустил Большое Засевание, эпигенетику уже неплохо понимали и умели программировать изменения в ДНК вновь созданных видов, которых планировали выпускать на поверхность Новой Земли. Сторонники ПРБ выступали за использование эпигенетики на полную катушку. То есть, вместо того чтобы секвенировать и выводить новый подвид койота, приспособленный к определенной среде обитания, как того хотели «засыпанцы», «пробужденцы» предлагали вывести расу псовых вообще. Всего за несколько поколений они сами эволюционируют в привычных койотов, волков и собак – или же в нечто совсем незнакомое, как пойдет. Генетический код у них изначально будет одинаковый, а в зависимости от обстановки отдельные его части будут либо подавлены, либо, наоборот, активированы.

Также предполагалось, что человек никоим образом не будет прикладывать руку к конечному результату. Достаточно просто заселить Новую Землю и ждать, что получится. Если где-то экосистема не приживется, ничего страшного; придумают что-нибудь еще.

Проходили десятилетия, засевание Новой Земли шло полным ходом. Просчитать эпигенетические изменения невозможно, и, поскольку наблюдать за ними было некому, люди о них ничего не знали. Однако, когда кто-нибудь из экспедиционников все-таки натыкался на нечто новое и удивительное, говорили, что какие-то животные «проходят эпи». Такую формулировку не одобряли за ненаучность, но критиковать за это Риса Аляскова никому даже в голову не пришло.

Рис вывел на дисплей схему обитаемого кольца и приблизил белый сегмент. Предполагаемый маршрут эмки был обозначен ярко-зеленой дугой, апогей которой приходился на группку небольших орбиталищ к востоку от Гринвича. Первые орбиталища, которые возникли рядом с центральными, вроде Гринвича, Рио и прочих, были маленькими, потом строители вошли во вкус. Чем ближе к кладбищу, тем крупнее становились жилые зоны. Картинка приближалась, и на экране замелькали названия: Ганнибал, Брюссель, Ойо, Овернь, Верцингеториг, Стив Лейк… Стив Лейк. Кэт-два подумала, а не заглянуть ли к жившему там приятелю. Впрочем, едва ли их дружба пережила ее перерождение.

Она включила ту же схему у себя на одре и начала искать текущее местонахождение Ока.

Если принять обитаемое кольцо за циферблат, то Око с его двумя подвесами – один обращен к Земле, другой выходит за пределы кольца – можно считать стрелкой.

Говоря про Око, непременно нужно упомянуть, что это самый большой рукотворный объект в истории. Источником стройматериала послужила Расщелина: она, можно сказать, переродилась в Око. Оно представляло собой кольцеобразную конструкцию, на внутренней стороне которой крутился целый город. Диаметр у Ока был внушительный: около пятидесяти километров, так что даже самые крупные орбиталища без труда проходили сквозь него. Иными словами, конструкция двигалась по всему обитаемому кольцу, останавливаясь поочередно у каждого из десяти тысяч орбиталищ.

По крайней мере, такова была задумка. На деле перемещение Ока ограничивалось лишь той частью кольца, которая принадлежала синим: примерно две трети всех орбиталищ от Дакки против часовой стрелки до окраин джулианского сегмента. По обеим границам были установлены барьеры – самые настоящие блокпосты с длинными железоникелевыми шлагбаумами поперек кольца. Таким образом красные добились того, что Око не могло зайти на «их» территорию. В итоге вместо того чтобы двигаться по кругу, как часовая стрелка, Око болталось между барьерами, как маятник, и посещало только орбиталища синих. Правда, последние полтора столетия красные тоже сооружали что-то гигантское – своего рода анти-Око, которое, вероятно, будет подобным образом курсировать по их сегменту. Однако это сооружение так ни разу и не сдвинулось со своей геостационарной орбиты над Макасарским проливом, и никто из синих не знал, когда же его наконец запустят.

Крутящийся город назывался Большая Цепь и служил обрамлением «зрачка» в центре Ока. Само Око сходилось к двум уголкам: один всегда направлен к центру Земли, второй – от него. Из каждого тянулся трос – точнее, пучок самовосстанавливающихся тросов с запасом по толщине. Тот, который был протянут к Земле, достигал чуть ли не самой поверхности, и на нем болталась Колыбель. Внешний выходил за пределы обитаемого кольца и цеплялся за Большой Камень, который служил противовесом. Вытягивая или укорачивая этот трос, можно было менять центр тяжести всей конструкции, соответственно заставляя ее замедляться или ускоряться во время перемещения по кольцу. Именно так Око достигало того или иного орбиталища и совершало остановки в случае необходимости. Во время них между кольцом и Оком налаживали переправку людей и товаров посредством эмок, транспортных челноков, вьиных роев или механических кишок, выдвигавшихся подобно щупальцам.

Каким бы большим и мультикультурным ни было орбиталище, по сравнению с надвигающимся Оком оно, если выражаться донулевым языком, кажется всего лишь степным городком, на горизонте которого вдруг возникает передвижной Манхэттен. Он накатывает на тебя, вступает во всевозможные контакты, а затем уходит дальше. Также Око представляло собой наиболее быстрый и удобный способ передвижения между орбиталищами. Именно поэтому Кэт-два требовалось узнать, где оно находится и в каком направлении движется в данный момент.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация