С Арином она больше не виделась – по своей инициативе. Но перед тем как навсегда покинуть родной город, она разговаривала с подругой, прося передать кое-что ее брату.
– Почему сама с ним не поговоришь? – спросила ее Алина, кипя от негодования. За Арина было обидно – ей не хотелось смотреть, как один из нескольких людей в ее жизни, которых она любила, мучается.
А он даже есть перестал – так переживал. Закрывался в своей комнате, врубая в наушниках тяжелый рок, и уходил от всего мира в музыку.
– Боюсь, – призналась подруга.
– Что ударит по морде? Так это и я сама смогу сделать.
– Нет. Боюсь, что захочу остаться, Лина, – мягко сказала Ольга. – Я ведь его люблю.
– Поэтому я убила его ребенка и сматываюсь, – фыркнула Лескова. От рукоприкладства Олю спасало только то, что они находились у Ивановой дома и за стеной, в соседней комнате, были ее родители.
– Да, это мой выбор, – всегда была в силе отвечать за свои слова и поступки Ольга. Алину она не боялась. – К тому же, наши отношения – они уже на исходе, – вздохнула она. – Как и ваши с Антоном. Все это детство… Нужно жить будущим, а не прошлым. Лучше сейчас, в сложный момент, все разом отрезать. Расстаться. Чтобы не мучиться в будущем. Потому что будущего – нет.
– А наши с тобой отношения? – вздернула бровь Алина, которой слова Ольги не понравились.
– Мы друзья. Дружба крепче любви, Лина. Вот увидишь.
– Думаю, мы больше не сможем дружить, дорогая, – произнесла Лескова. – Мне рядом с падалью тошно.
– Только если ты этого хочешь, – сказала Ольга спокойно, словно знала, что так и будет. – Сейчас я прошу тебя об одном: скажи Арину, что родители заставили меня… – Ее рука незаметно коснулась низа живота, и Алина прекрасно поняла ее. – И что запретили общаться с ним. Потому что он бесперспективный. А они ценят перспективы больше денег. Наше время подходило к концу, – повторила она с некоторой горечью, и Алине больше прежнего захотелось ударить подругу. – А внеплановая беременность это просто ускорила. Не говори, что я сама отказалась от него, Лина, – повторила Ольга. – Ему будет очень больно, он ведь как большой ребенок… И пусть он меня не ищет. Думаю, на этом наши дороги расходятся.
Хоть она и казалась милой и беззащитной даже, но внутри нее был железный стержень. И если Ольга решила так, то никак иначе не поступала.
Алина сначала не хотела говорить брату это, хотела рассказать правду, но увидев, в каком он состоянии, не смогла. И Антону, который все знал, тоже запретила.
– Я боюсь, что он что-нибудь с собой сделает, – сказала она Тропинину. – Пусть лучше живет надеждой. Верно?
– Нет, – нахмурился Антон. – Он должен знать правду.
– Ему хватит того, что правду знаю я. А если он выбросится с моста? Или вскроет вены? Что ты тогда будешь делать, Дракон? Возьмешь на себя ответственность? Попробуй только открыть рот – я тебя брошу. Понял? – в последнее время относилась к нему достаточно грубо Алина, решив для себя, что Антон никуда от нее не денется. Ей нравилось играть с ним: то быть ласковой и нежной, то делать больно.
…А слова Ольги оказались пророческими – вскоре они с Антоном расстались. И за это Алина ненавидела ее еще больше.
Несколько раз они пересекались – случайно, потому что волею судьбы и сама Алина отправилась учиться в Лондон, поэтому кое-что о жизни школьной подруги Лескова знала.
А вот Арину знать об этом было необязательно.
И ему необязательно было знать, что каждая его попытка отыскать Иванову заканчивалась неудачей потому, что сама Ольга не хотела, чтобы ее нашли.
Возможно, в глубине души Арин понимал это. Однако точно это поняв, он едва не сорвался.
Ушел.
* * *
Проводив удаляющуюся фигуру Арина недоуменным взглядом, я пошла дальше, подумав, что он, сейчас непременно увидев Нинку и компанию, тотчас расскажет об этом Келле. Не видать тогда Журавлю правды о его мальчишнике…
Хотя нет, кажется, Арин был не в том состоянии, чтобы останавливаться и болтать с кем-либо – лицо и походка у него были такими, как будто бы что-то случилось.
Надеюсь, у него все хорошо.
Я без приключений добралась до ворот, открыла их, и мы с девчонками отправились к гремящему музыкой коттеджу. Людей в нем было немерено, и на нас даже не обращали внимания. Я крепко держала восторженную сестру за руку и строго-настрого запретила ей пить.
– Ты как безумная мамочка, – негодовала Нелли, но я была непреклонна.
Видя, сколько тут алкоголя и девушек с весьма свободными нравами, Нинка ощетинилась.
– Я сейчас его найду и убью, – говорила она, зорким взглядом окидывая комнату за комнатой, каждая из которых была оформлена в индустриальном стиле: нарочито небрежном, грубоватом даже, но интересном. Видимо, в голове у нее отбойным молоточком стучала ревность. И я подумала, что, если Нина и правда, застанет Келлу хотя бы просто флиртующим с какой-нибудь девушкой, ему не жить.
Келлы, однако, нигде не было, и подруга вдруг заподозрила его в том, что он уединился с кем-то наверху. От этого предположения у нее едва не повалил пар из ушей, а лицо стало откровенно злым.
– Успокойся, Нин, – тронула я ее за руку.
– Как я могу успокоиться, если это животное мне изменяет? – прорычала Нина, представляя собой разительный контраст: с виду милая, забавном платьице, с двумя прелестными хвостиками, а глаза – злые, и с губ срываются грозные и неприличные слова.
Наверх подняться мы не успели – среди толпы гостей нас заметил Рэн, в майке навыпуск, бриджах и с бейсболкой на голове, надетой козырьком назад. Он, узрев нашу компанию, оставил парней и девушек, с которыми смеялся, и подошел к нам, явно удивленный, но веселый.
– Хай! Что за цветник к нам пожаловал! – распахнул он руки для объятий и попытался обнять всех разом. Это ему почти удалось.
– Рассадник роз, – усмехнулась Кира, которая ничуть не терялась в присутствии музыканта. – Какую выдернешь?
– А давай тебя, – расхохотался Рэн. Он был беззаботен и, кажется, в его крови кипели азарт и желание веселиться до упаду. Рэн даже не мог стоять спокойно на одном месте и пританцовывал в такт мощной музыке, бьющей по легким. – Я люблю дикие цветы!
– Попытайся, – ухмыльнулась Кира. Если она и была цветком, то явно кактусом.
– У онни есть парень, – заявила храбро Нелька, всей душой болеющая за Эдгара, и Рэн умилился:
– Какая милашка! Вы кого с собой притащили? Что за ромашечка? – щелкнул он Нелли по носу, и та потрясенно замерла, глядя на Рэна, как на божество. Еще бы – музыкант из любимой группы!
– Это моя сестра, и она школьница, – предостерегающе сказала я, и музыкант только руки поднял кверху.
– Ок, понял, не трогаю, – заявил он. – Девчонки, что вы хотите? Давайте, расслабьтесь с нами. Выпьем, потанцуем, поку… Кхм, – замолчал он, увидев кого-то за нашими спинами.
