Пульс частил, дыхание срывалось, как после долгого поцелуя, но в голове были лишь черные гнетущие мысли-тени. Они росли, вились как злые духи, кричали что-то, заставляя сердце сжиматься. Мучили. Разрывали сердце когтями. Почти касались души ядовитыми огненными языками.
– Ты сама в это веришь? – спросила Алина, и на лице ее появилась какая-то ненормальная улыбка. А голос постепенно понижался. – Не пытайся убедить себя в том, что Дракон полюбит такую, как ты. Катя-Катя, глупая наивная мышка, разве ты все еще не поняла? Ты была для Дракона экспериментом. Той, которая приняла его таким, какой он есть – в двух ипостасях. Возможно, он даже искренне думал, что полюбил тебя. Но принятие – этого мало, – Алина нежно провела пальцами по моим волосам и склонила голову на бок – теперь в ее черных глазах было сочувствие. – Любовь – это страсть. Это искры, звезды, северное сияние. Любовь – это я.
– Замолчи, – попросила я, понимая, что скоро просто не смогу сдержаться. Наброшусь на нее.
Но она говорила дальше, и в голове возникали непрошеные черно-белые смазанные картинки, на которых Антон, обнаженный по пояс, обхватив руками лицо Алины, самозабвенно целовал ее – так же, как недавно меня. А она обнимала его, проводила пальцами по татуировке дракона и запрокидывала голову вверх, подставляя шею для жарких поцелуев.
В горле застрял черный ком, глаза стали слезиться, хоть плакать мне и не хотелось.
Алой звездой в сердце горела жгучая ненависть.
– Я даю тебе возможность самой бросить его, – продолжала Алина, ласково гладя меня по щеке и склонившись так близко к моему лицу, будто хотела поцеловать. – Не топтать свою гордость. Не унижаться. Это слишком больно, поверь. Я даю возможность тебе первой сделать шаг назад – до того, как он сам оставит тебя. Ты будешь в выигрыше, Катя. А знаешь, почему? – она стерла с моей щеки слезу. – Потому что если ты первой бросишь его, он будет тебя помнить. Месяц, год – но будет. А если он сам уйдет от тебя, забудет мгновенно. Потому что рядом я. Потому что рядом – другие девушки. Стань первой, Катя, – голосом змея искусителя прошептала Лескова мне на ухо. – Не допусти, чтобы Антон стал твоим наркотиком. Откажись. Первой. Иначе будешь жалеть.
Ее горячий шепот обжег кожу, и я, вдруг перестав контролировать свои действия, резко оттолкнула ее от себя. Со всей силы. Вложив всю свою злость и обиду. Свой страх.
Уничтожь ее!
Алина, не думавшая, что я могу поступить так, не удержалась на ногах и упала. Сидя на полу, нелепо подогнув ноги, она рассмеялась, как будто только и ждала этого. А после вскочила и кинулась ко мне. Как дикий зверь. В последнем рывке. Кажется, она тоже не контролировала себя.
Алина была сильной, ее пальцы – цепкими, взгляд – горящим адским пламенем. Та нежность, с которой она шептала свои мерзкие мысли, исчезла, уступив место агрессии.
Лескова с размаху залепила мне хлесткую пощечину – почти отточенным движением, заставляя кожу гореть от боли. А потом еще одну – но я попыталась увернуться, и удар пришелся по носу. Тотчас вниз, к губам, поползла тонкая струйка. Драться она умела. У меня же такого опыта не было.
На какое-то мгновение я растерялась – и этого мгновения ей хватило.
Она прижала меня к стене, навалилась, держа одной рукой за горло и заставляя хватать воздух ртом. Второй – крепко вцепилась в волосы.
– Оставь его, сучка, – прошипела Алина в гневе. – Оставь нас в покое!
– Пошла ты, – только и сказала ей я, до крови цепляясь в ее руки ногтями. Впервые в жизни я хотела сделать человеку больно – так больно, чтобы он кричал.
И впервые в жизни вид крови не испугал меня. На губах появился солоноватый вкус, но мне было все равно. И все равно было, что мои ногти оставляли глубокие царапины на ее коже.
Бей ее! Не дай себя в обиду.
Я попыталась оттолкнуть Алину. Вид крови только лишь подстегнул спящую где-то внутри ярость, и я почти перестала контролировать себя. Во мне проснулось дикое желание победить, поставить ее на место, а еще лучше – на колени.
И у меня это получилось – вся та ярость, которая скопилась в мышцах, выплеснулась наружу вместе с черными тенями, обручами обхватывающими голову и давящими на виски. Алина отлетела к стене, вырвав клок моих волос – но я не почувствовала боли.
Я ничего не чувствовала, кроме всепоглощающей ненависти. И вкус крови тоже не чувствовала.
Она. Не. Должна. Прикасаться. К. Антону.
Алина выругалась. А я схватила стоящую рядом на столике вазу и молча замахнулась.
Я не знала, на кого была сейчас похожа.
На сумасшедшую?
Я просто отстаивала себя и свое право на Антона. Свою любовь.
Нас.
Я вдруг точно поняла – эта встреча должна все решить. Больше терпеть нельзя. Не я первая начала. Не я!
Я всего лишь защищаю свое.
– Тебе конец, – тихо сказала я, замахиваясь еще выше. Я почти видела картинки, как ваза разбивается о ее голову, и ее злые глаза, ее красивое лицо, тонкую шею заливает багряная кровь.
Я хотела этого, охваченная праведным гневом. И Алина, кажется, понимала это. Читала в моих глазах.
Она инстинктивно сжалась, закрыла лицо и голову руками.
Ваза с громким звоном разбилась о стену рядом с Лесковой. По полу разлетелись осколки – как лепестки белоснежного фарфорового цветка.
В это же время дверь одной из спален резко распахнулась, и на пороге появился заспанный Антон. Первую секунду он не понимал, что происходит. Только переводил потрясенный взгляд с меня на Алину, с Алины на осколки.
– Катя! – воскликнул он.
– Любовь – это выбор, – срывающимся голосом сказала я, понимая, что плачу, и не в силах была остановить слезы. – Любовь – это небо, Алина.
Злость резко прошла, схлынув и оставив усталость, и мне вдруг стало жаль нас всех – себя, Антона, ее.
Всех потерявших любовь. Оскорбленных любовью – чужой. Недовольных любовью – своей.
Забывших о небе.
Забывших о счастье.
– Что случилось? – спросил Антон, прижимая меня к себе. Он не мог понять, что произошло. Единственное – убедился, что мы обе в относительном порядке.
– Твоя девка напала на меня, – сказала Алина. – Она ненормальная. Сумасшедшая! Дракон, она….
– Замолчи! – велел Антон, на миг прикрыв глаза. – Ты с ума сошла? Какого черта ты творишь? – его голос становился все громче и громче. – Я же ясно сказал тебе – уходи.
– Как я от тебя уйду?! – закричала вдруг Алина. И сейчас вид ее был не столь воинственным, как при общении со мной. – Я люблю тебя, люблю!
– Ты любишь себя, – жестко отвечал Тропинин. – И то, что ты устроила сейчас драку с Катей – подтверждает это.
Она закрыла лицо руками, поддавшись временной женской слабости – слезам.
