Он упал на пол, закрывая лицо руками, захлебываясь воздухом и слезами, бил себя по лицу, голове, и кричал, кричал, кричал.
Желание быть нужным и не одиноким, которое он жадно испытывал на учебе в США, желание вдохновения привели его к тому, что он хотел убить родного брата. И ради чего? Ради золотой цепочки и короткого кайфа от инъекции? Ради дня без ломки? Ради собственного самоуничтожения?
Осознание всего этого было для Фила столь остро, столь болезненно и сильно, что в его голове что-то поменялось. До этого ни пламенные уговоры отца, ни слезы матери, ни крики брата не могли заставить его измениться.
А кровь Игоря – смогла.
Филипп добровольно отправился в клинику на лечение. С полным пониманием того, что еще немного – и он перестанет быть человеком. И с мечтой стать тем, кем он был. Вернуться к прежней жизни.
Произошедшее настолько потрясло его, настолько перевернуло, вытрясло душу, что парень дал себе обещание – или вылечиться, или убить самого себя. Кроме того, он заявил, что понесет всю ответственность за содеянное, однако когда к Игорю пришли из полиции, он заявил, что раны ему нанес позвонивший в дверь незнакомый человек. Да и отец братьев Деминых прекрасно понимал, что уголовное наказание, пусть даже условное, на пользу Филиппу не пойдет и, подключив связи, замял дело.
С Игорем Фил встретился только через месяц – тот, уже придя в норму, приехал к нему в клинику, и когда они остались вдвоем, Филипп, еще больше похудевший, бледный, с выцветшими глазами и впалыми скулами, сказал всего одно слово:
– Прости.
И плакал. Плакал много, как девчонка, но не навзрыд, а тихо, дрожа всем телом – исхудавшим, слабым. Глядя на него, Игорь тоже хотел плакать – кричать на всю больницу, но он держался, сидел спокойно, положив брату руку на спину, и говорил, что все будет хорошо. Даже пытался шутить – как раньше.
– Я в тебя верю, – сказал на прощание Игорь. – Хватит пускать сопли, как девчонка. Будь мужиком, тряпка. Соберись.
– Сам тряпка, – отозвался Филипп.
Перед тем как Игорь ушел, они обнялись – впервые за много-много лет.
От своей зависимости Фил избавился – для этого потребовалось много времени и усилий, и перед его глазами долго еще стояла картина прихожей, забрызганной кровью брата. Наверное, только это его и держало первое время.
Все свои старые связи он обрубил на корню, резко прекратив общаться с прежними приятелями. С позволения родителей бросил учебу и всерьез занялся музыкой. Психотерапевт, с которым и он, и его семья встречались каждую неделю, это поддержал, сказав, что музыка может стать для Филиппа лучшим лекарством, смыслом жизни. И музыка действительно стала для него мощным стимулом, новым наркотиком – безопасным и поощряемым. Он мог целыми сутками сидеть с гитарой, не замечая ничего вокруг, и постепенно заразил этим и Игоря – у него, как и у брата, был отличный слух и хороший голос, да и сам он неплохо играл на гитаре. До брата, конечно, не дотягивал, но старался и даже получал удовольствие.
Фил мечтал создать свою команду и играть ту музыку, которая жила в его сердце. И они с Игорем даже попробовали себя в нескольких местных группах. Правда, ничего не получалось: в первой они спустя месяц поругались с вокалистом, во второй уровень музыкантов был совсем никаким, и они никак не могли сыграться, в третьей не сошлись вкусами и стилем исполнения, а в четвертой, весьма талантливой и перспективной, Демины пробыли не больше недели – Игорь с ужасом понял, что парни не прочь наглотаться «колес» или вдохнуть «треки».
На пятой, два года спустя выздоровления Фила, им повезло – они встретили Кея и Арина, которые как раз собирали группу. То, как играл Фил, безумно понравилось парням, и близнецы оказались в «На краю». Игорь прекрасно понимал, что его всерьез не рассматривают и что для Кея он – прицеп Фила. Однако сдаваться Игорь не собирался – тренировался столько, до мозолей на пальцах, что однажды даже вечно всем недовольный Кей похвалил его. И сказал, как будто бы между делом:
– Возьми псевдоним, твое имя меня раздражает.
– Ты меня тоже раздражаешь, – отвечал Игорь тогда. – Я же не прошу заменить солиста, чувак.
Но псевдоним взял, использовав японское имя Рэн, которое переводилось как «лотос». Почему именно его, он и сам не знал – это было сиюминутное желание человека, который любил аниме и японский язык, однако, как ни странно, прозвище прижилось.
Потом от них ушел барабанщик, они нашли Келлу и стали теми, кем стали.
Каждый из них стоял на краю. И у каждого был свой край. Каждый боролся со своими демонами и каждый нашел способ, как их победить.
С тех пор Фил забыл о наркотиках, не вспоминал об этом периоде своей жизни, считая постыдным и грязным, и не хотел, чтобы когда-либо эта информация всплыла на всеобщее обозрение.
Но Игорь не забывал. Он отлично помнил, что такое зависимость. И знал – быть зависимым ни от чего не хочет: ни от веществ, ни от алкоголя, ни от человека.
Он хотел лететь вверх, сорвавшись с края, а не падать вниз, в самую бездну.
* * *
– Ты думаешь, что это должно меня впечатлить? – с отвращением спросила Алина, и Рэн сам себя отругал за сиюминутную вспышку желания доказать этой девушке ее неправоту.
– Я ничего не думаю, – отвечал он, опуская майку и скрывая шрамы. – Я знаю: у нас одна жизнь. И тратить ее не на себя, а на какую-то зависимость – глупо, по меньшей мере. Даже если эта зависимость зовется Кей.
Он недоуменно пожал плечами. Рэн любил жизнь и хотел прожить ее ярко и счастливо.
– У тебя эмоциональная тупость, – хмыкнув, сказала Алина. Для нее ее чувства были всем. Частью ее самой. И Дракон был ее частью. До сих пор.
– Аффективное уплощение, – весело отозвался Рэн, поднимая кверху указательный палец и поправляя несуществующие очки. – Это не я такой умный, это Кей рассказывал. Он же у нас знатный психолог. И нет, это не ко мне. Просто я здоров, а ты… – И он замолчал, видя, как у Алины меняется лицо – печать злости исказила красивые породистые черты.
– Зависима, – развел он руками.
– Останови машину, – сказала девушка резко.
– Почему ты так реагируешь? – удивился Рэн, который искренне хотел помочь.
– Машину. Останови, – потребовала Алина вновь. И парень за рулем, с удивлением прислушивающийся к их разговору, подчинился.
– Я тебя держать не буду, – развел руками Рэн. – Хочешь – иди.
– Запомни, мальчик, – сказала Алина перед тем, как выйти из автомобиля на пустую, ярко освещенную дорогу, – никто не имеет права читать мне нотации. А такой, как ты, – тем более.
– Какой – такой? – весело спросил Рэн. Его почему-то все это забавляло.
– Второсортный, – прошептала ему на ухо Алина, щекоча дыханием и обдавая горьковатым ароматом дорогих духов.
– Зачем они тебе? – спросила Алина напоследок, прежде чем открыть дверь и уйти, и Рэн отлично понял ее.
