– Чтобы помнить, – ответил он.
– Чтобы помнить, нужна память, а не шрамы, – сказала Лескова уверенно. – И громкие слова не нужны. Кей – моя любовь. Моя цель. А для такой бездарности, как ты, которая меняет девок, как я – туфли, я даже пояснять не стану, что значит любить.
Рэн вдруг подумал, что она ведет себя точно так же, как Фил, который поначалу отрицал, что наркоман, и говорил, что в любой момент может бросить.
Черноволосая девушка вышла из машины, громко хлопнув дверью, и пошла прочь, стуча каблуками. Спина ее была гордо расправлена, на лице застыло безразличное выражение.
– Горячая штучка, – проводил ее взглядом водитель.
– Обжечься можно, – хмыкнул Рэн, подумав, что Арин ему навешает за то, что он отпустил его сестричку посреди ночи. А что он мог поделать? Удержать ее силой.
Ненормальная.
А его шрамы стали частью его памяти.
* * *
Следующий день был суматошным. Я ничего не успевала и ужасно нервничала. И хотя свадьба Ниночки и Келлы несколько отличалась от других свадеб, на которых я была, не включала в себя поездку в ЗАГС, выкуп или традиционное катание по городу кортежем, но дел все равно было ужасно много.
Когда утром, поспав несколько часов, я пошла мыть голову, выяснилось, что отключили горячую воду, мне пришлось нагревать себе холодную, и все это заняло много времени.
На свадьбу лучшей подруги я должна была надеть то самое платье, которое она мне подарила: коктейльное атласное, цвета румян, с элегантно задрапированной юбкой в стиле шестидесятых и с декольте, украшенным прозрачным кружевом. Я долго искала туфли, которые кто-то явно из добрых побуждений переложил в дальний угол шкафа.
Когда я уже вышла из подъезда, выяснила, что забыла опознавательный знак подружки невесты – изысканный браслет из нежнейших пионов и бледно-розовых лент. Пришлось возвращаться.
К часу дня, запыхавшись, я, наконец, прибежала к Журавлям. Дома у них была шумная предпраздничная суматоха.
Орал по телефону дядя Витя, ругались Ирка и Сережа, пыталась воззвать всех к порядку бегающая туда-сюда Софья Павловна, мяукал кот – думаю, из вредности, и фоном играла в одной из комнат музыка прошлого десятилетия. Телефоны – и домашний, и мобильные – то и дело разрывались: о том, что Нина Журавль выходит замуж, знало, казалось, полгорода.
Сама Нинка, благоухающая свежестью после душа, сидела в нарядной гостиной в роскошном белоснежном халате с диковинной вышивкой и позировала оператору и фотографу, которые должны были провести с невестой весь день. Они же без устали снимали то висевшее тут же свадебное платье – легкое, красивое, сшитое Алексеем и его командой, то туфли, то иные аксессуары и даже попытались заснять Кота. Оператор сказал, что это будет красивый кадр: котик невесты сидит около букета или у подушечки с кольцами. И они вместе с фотографом попытались напялить на животное бабочку, за что едва не поплатились. Кот решил, что подобное оскорбление смывается кровью – ну, или чем-нибудь иным, оцарапал фотографа и едва не наделал в ботинок оператору. Спасло обувь лишь своевременное появление Сергея, который Кота спугнул и навлек тем самым его гнев на себя – уж с его-то ботинком домашний любимец не промахнулся.
– И что я должна делать? – поинтересовалась я у Нинки между делом.
– Развлекать меня будешь, – решила та. – Я тебе буду говорить название песен из детства, а ты будешь их включать.
– Не знала, что у подруги невесты такие функции, – улыбнулась я.
Однако спорить с ней не стала, и мы слушали старые песни, которые выучили еще в далеком-далеком детстве. Правда, слушать получалось урывками – Нина перезванивалась со свадебным распорядителем и принимала поздравления от знакомых. С милой улыбочкой она благодарила за добрые слова, а после того, как вешала трубку, бурчала:
– Задрали. «Совет да любовь», «совет да любовь». Любви не существует, а советы свои засуньте себе туда, куда лучи солнышка не заглядывают.
Через пару часов, когда с лицом Ниночки работал мастер – визажист и парикмахер в одном лице, один из лучших в городе, о чем мне подруга сообщила раз пять, под окнами вдруг раздался какой-то треск и громкий веселый голос, усиленный мегафоном:
– Нина!
Я удивленно посмотрел на окно, изящно задрапированное светлыми шторами, Нинка скривилась, а щетка мастера замерла в воздухе. Фотограф и оператор переглянулись.
– Нина! Нина, выходи! – не унимались на улице. Теперь орали хором несколько человек.
– Я его урою, – прошипела Журавль, узнав голос. Я хмыкнула в кулак.
– Это ваш жених? – удивленно спросила мастер. Ответить та не успела.
– Где это?! Что это?! – ворвался в гостиную отец невесты. Дядя Витя был крайне зол.
Он кинулся к окну, отталкивая заинтересовавшихся фотографа и оператора, и едва ли не позеленел. Впрочем, я понимала почему. Келла, стоящий внизу вместе с близнецами и еще какими-то парнями, выложил имя своей невесты. И не цветами, и даже не камешками – а пивными бутылками и банками. И даже выложил нечто, напоминающее кривое сердечко.
Глядя на всю эту красоту из-за спины дяди Вити, я улыбнулась. Келла в своем репертуаре.
– Опять! – заорал Виктор Андреевич. – Этот косомордый свинорыл опять позорит меня перед соседями! Сергей! – завопил еще громче глава семейства Журавлей.
– Что, пап? – заглянул в комнату парень.
– Немедленно тащи ведро воды. Будем охлаждать пыл Зелибобы.
– Лучше помои, папа, – вставила Ниночка, подходя к окну. Она распахнула его, схватила с блюда красное яблоко, которое нужно было для композиции фотографу, прицелилась и пульнула прямиком в толпу парней. Те с хохотом разбежались.
– Проваливайте, – прошипела Нина, хватая остальные яблоки. Но, увы, и они не достигли цели.
– А что с невестой? – шепотом поинтересовалась у меня мастер.
– Нервничает перед свадьбой, – отвечала я.
– Я таких нервных невест давно не видел, – услышал фотограф, который, кажется, находился под впечатлением. Зато оператор умудрялся все это снимать на камеру.
Словно подтверждая слова фотографа, Ниночка, забывшись, выругалась, аки сапожник, у которого сгорела мастерская. Хорошо, что дядя Витя не слышал – убежал за водой вместе с Сергеем, посчитав, что одного ведра будет маловато.
– Нина! – орал Келла дурашливым голосом. – Я тебя люблю! Ай лав ю! Соу матч! – и он развел руки в стороны, показывая, как сильно.
А после сложил руки сердечком и забегал под окном. Даже мне хотелось его пристрелить, честно слово.
– Катька, неси яйца, – распорядилась озлобленная Нинка, чувствуя себя оскорбленной.
– Не надо. У меня тяжелая артиллерия есть, девочки, – ухмыльнулся дядя Витя, таща полный мешок из-под мусора. Следом шагал Сергей с ведром воды.
