Но парень ничего не сказал. Просто смотрел на девушку и снова молчал.
– В тебе открываются новые раздражающие меня стороны. Когда ты молчишь, бесишь еще больше, чем когда говоришь, – сердито сказала она.
– Возьму на вооружение, зая, – отозвался Келла. – Так что с разводом? Ты уверена? Не хочу держать тебя рядом, если не нужен тебе. Или нужен как наживка для денег.
– Нужен! – сердито рявкнула Нина и посетовала горестно:
– Почему у меня такой тупой муж?
– Зато сильный, – слабо улыбнулся Келла.
– И избитый. Хочу на ручки, – вдруг жалобно сказала Нина и долго сидела с Келлой, то шепча что-то нежное, почти воздушное, то грозя всеми карами небесными и земными, если он вздумает с ней разводиться. А он гладил ее по волосам и молчал. Он действительно слишком сильно боялся за эту девчонку. А за себя… За себя он не боялся никогда.
Вечером они отправились с аэропорт, неожиданно умиротворенные.
Перед тем, как сесть в самолет, Келла получил от Нины сообщение, в котором был лишь один смайл – синее сердце. И, не задумываясь, отправил ей точно такое же.
Они оба отлично поняли друг друга.
* * *
Почти неделю Антон провел в городе, делая меня самой счастливой, а после – улетел. В начале мая «На краю» должны были выступать на крупном рок-фестивале в Штатах, а до этого времени записать новую песню – ту самую, отрывки которой я уже слышала в исполнении Антона. Я называла ее «Оригами».
– Мы скоро встретимся, малышка, – сказал мне на прощание Антон и, заметив в моих глазах слезы, улыбнулся, но безрадостно, почти тоскливо:
– У тебя должен был появиться иммунитет к прощаниям.
– А у тебя он появился? – спросила я, вглядываясь в его лицо, будто хотела запомнить каждую его черточку.
Антон лишь покачал головой.
– Хватит прощаться, – грубовато одернул его Келла, который опять умудрился поругаться с Нинкой. Судя по его лицу, барабанщик НК уже успел где-то с кем-то подраться.
Мы с Антоном последний раз обменялись теплыми взглядами, Нина и Келла – ругательствами, и попрощались.
Они пошли на паспортный контроль, а мы с Ниной отправились домой. Журавль с каким-то задумчивым видом отправила ему последнее сообщение, прежде чем покинуть аэропорт. А когда получила ответ – улыбнулась.
Я ехала на переднем сиденье рядом с подругой, ненавидя и аэропорт, и самолеты, и километры. А Журавль была задумчивой.
– Уже скучаешь? – ехидно спросила она меня.
– Да, – вздохнула я. И это была правда.
– Я тоже, – вдруг призналась она. – Надо было Рыло пнуть хорошенько. Чтобы не забывал.
– По-моему, он тебя и без этого стимула не забывает, – сказала я. – Что с ним случилось-то?
– Не поверишь, – закатила глаза подруга и рассказала совершенно невероятную историю.
– Ты шутишь? – выслушав ее, спросила я изумленно. – Такое вообще бывает?
– Бывает, как видишь, – отозвалась подруга.
– И ты не боишься? – поинтересовалась я. История казалась мне жутковатой.
– Чего? Келла улетел, так что мне не за кого бояться.
– А за себя?
– А что сделается мне? – хохотнула Нина. – К тому же крестный Матвейку едва ли не на Северный полюс собрался отправлять, а все его счета – закрыл.
Разговаривая, мы приехали ко мне домой. И потом сидели с подругой у меня в комнате и делали совместную работу по коммерческому праву, а затем Нина помогала мне с курсовой, которую вскоре нужно было сдавать. Когда она успела сделать свою курсовую, я понятия не имела.
Подруга осталась у меня ночевать, и с утра мы вместе поехали в университет, где Журавль стала героиней дня, если не недели – все вокруг расспрашивали ее о свадьбе и свадебном путешествии, задавали вопросы о ее супруге, о котором ходили разные слухи, допытывались, станет ли она менять фамилию или нет, а Нина лишь таинственно отмалчивалась. Сказала лишь, что ее муж – человек голубой крови, предки которого – дворяне, и люди в универе почему-то сделали вывод, что ее муж – не просто потомственный дворянин, но и наследник какого-то большого состояния. И Нина показала несколько фотографий, где Келлу было не очень хорошо видно, зато было хорошо видно саму невесту, ее дорогое платье, а также сказочное убранство лофта, в котором проходило торжество. Нину накрыла новая волна зависти, излучаемой окружающими, а ей, казалось, это нравилось – и она буквально наслаждалась выражениями их лиц.
– Нина, я о тебе хочу написать статью в студенческой газете! – заявила староста Таня, та, которая стала встречаться с невыносимым Сеточкиным, в прошлом году без памяти влюбленным в Ниночку.
– А что ты хочешь написать? – спросила Журавль, хлопая ресницами. – Если про мою свадьбу, то не стоит. Люди сочтут, что это – нескромно.
Я, сидевшая рядом за партой, хмыкнула.
– Ну что ты! – замахала руками Таня. – Я хочу написать о тебе статью в колонке «Наши таланты», рассказать о том, что ты совмещаешь в себя образ успевающей студентки и отличницы, имеющей самые высокие баллы на курсе, с образом красивой модной девушки!
– Пиши, – разрешила Ниночка. И Таня всю большую перемену сидела рядом с нами и восхваляла фотографии со свадьбы Журавля.
– Катя, а ты еще за Тропинина выйти не собираешься? – перевела разговор Таня на меня уже в конце перемены.
– А? – очнулась я от своих мыслей. – Нет…
– А почему? – не отставала одногруппница. – Не предлагал?
– Предлагал, – вспомнила я прошлое лето и кольца, которые так и хранились у меня дома. Теперь настал Нинкин черед фыркать.
– Ух ты! – восхитилась Таня. – И когда свадьба?
– Не знаю, – пожала я плечами. – Когда-нибудь потом.
– Понятно, – протянула староста. – А как он вообще? А то ушел на заочку и совсем пропал. С прошлого лета его не видела.
– Антон уехал в другую страну, – отозвалась я.
– Так он за границей учится? – восхитилась непосредственная Таня. – Здорово! Надеюсь, там он лекции не пропускает. Передавай ему привет от меня!
– Передам, – улыбнулась я. И подумала что, наверное, узнай Таня, да и вообще наша группа, о том, кто такой на самом деле Антон Тропинин, они бы просто поверить в это не смогли. И я тоже поверила в это с трудом.
Наконец, прозвенел звонок, началась лекция по истории политических и правовых учений, и Тане пришлось отлипнуть от нас с вопросами.
– Все ей знать надо, дуре пронырливой, – прошептала мне на ухо Журавль. – Бесит.
– Хоть какая-то стабильность, – тихо отозвалась я. – Тебя всегда бесят люди. При любых обстоятельствах.
– Ну, это же люди, Катенька, – хихикнула Нина. Но, поймав строгий взгляд преподавательницы, которая выступала за строгую дисциплину в аудитории, замолчала.
