Домой возвращались мы не вместе. Подруга ушла раньше, заявив, что поедет делать ногти, а я осталась на спецкурс по выбору. Обычно спецкурс я выбирала такой же, какой и Нина, но в последние два семестра стала полагаться на саму себя и выбирала то, что мне было больше по душе. Поэтому мы с подругой посещали разные спецкурсы, которые стояли в разное время. Домой я возвращалась уже довольно поздно – пар и без того сегодня стояло много, и голова моя пухла от знаний, полученных в стенах родной альма-матер – на завтра нужно было выполнить большой объем домашней работы, заданной к семинару. На улице было пасмурно, солнце спряталось за плотным слоем сизых, угрожающего вида туч, нависших над городом. Было безветренно и сухо, и почему-то мне казалось, что на улице пахнет старыми книгами и пылью.
Вот-вот должен был начаться дождь, и я спешила к остановке, потому что не взяла с собой зонтик.
Гроза грянула тогда, когда я села в автобус, оказавшись на заднем сиденье, у самого окошка. В одной руке у меня был телефон, в другой – стакан только что купленного горячего капучино, а на коленях – сумка. Началось все с порывов ветра, бьющих по зданиям и начавшим зеленеть деревьям, а потом в окна стал стучаться дождь – его косые капли казались царапинами на стекле, которых становилось все больше и больше. А я ехала, включив музыку и воткнув в уши наушники, и вместо стука дождя и грома слушала голоса Антона. Я смотрела в окно, видя за крышами домов тонкие росчерки молнии. Ехали мы долго, и почему-то мне было уютно и казалось, что я приеду домой, а там меня встретит Антон.
Но меня встретил совсем другой человек.
Мне повезло – гроза кончилась раньше, чем я вышла из автобуса. Домой пришлось идти то по мокрому асфальту, то прямо по лужам. После грозы было хорошо: пыль улеглась, воздух стал свежим, а далеко на западе небо разгладилось, подернулось бледно-розовой дымкой – напоследок солнце все же решило выглянуть. Правда, и пропало оно быстро. Когда я, решив немного прогуляться, вошла в парк, небо все еще озарялось тусклым закатом, и по окнам многоэтажек все еще блуждали заходящие лучи. А когда вышла из него спустя полчаса, на землю опускались апрельские прозрачные сумерки, хрупкие, с холодными промокшими тенями и акварельными огнями фонарей и фар в стекле луж, расплывшихся по асфальту.
Я не сразу узнала Кирилла, шагнувшего из сумерек ко мне навстречу – он ждал меня во дворе дома. На нем был капюшон, скрывающий глаза.
– Привет, – сказал он мне, улыбаясь, словно ничего и не произошло.
– Привет, – осторожно сказала я. – Думала, ты уехал.
Мне казалось, что после того, что произошло на Ниночкиной свадьбе, мы не увидимся.
– Приехал, – поправил меня Кирилл. – Ездил в родной город. И вернулся обратно. Хотя не планировал, – с легкой укоризной сказал он, как будто бы в чем-то обвиняя меня.
– Ты что-то хотел? – спросила я. Он склонил голову набок и засунул руки в карманы.
– Поговорить.
– Тогда говори.
– У тебя плохое настроение? – его вопрос показался мне странным, совсем неуместным.
– Ровное.
– Тогда… Ты злишься? – с любопытством поинтересовался Кирилл.
Я промолчала. Он всерьез спрашивает это? И зачем только пришел. Продолжить дальше свое шоу?
– Нет, серьезно? – не отставал он. И, пристально на меня глядя, констатировал:
– Ты обиделась на меня, Катя.
– Ты не понимаешь, что сделал? – спросила я сердито.
– Что же?
– Разрушил дружбу.
Я сама поняла, как по-детски это прозвучало. И он рассмеялся – весело, звонко, будто услышал смешную шутку. Но, заметив мой злой взгляд, резко замолчал – как по щелчку пальцев.
А на улице становилось все темнее и темнее.
– Я просто хотел быть честным, Катя. Рассказал тебе о своих чувствах. Не преследовал цели обидеть тебя, задеть или оскорбить.
– Меня – может, и нет. А его – да, – проговорила я.
И Кирилл отлично понял, кого я имею в виду – Антона. Но продолжал изображать клоуна – замотал головой, отрицая мои слова.
Меня вновь охватила обида – не такая яркая, горящая серым пламенем, как на свадьбе, уже прожитая, потускневшая, но все еще тлеющая на костре чувств. Я не чувствовала себя оскорбленной, я чувствовала себя покинутой.
Друзья не должны предавать друг друга.
Дружба не должна строиться на лжи.
Ничто не может строиться на лжи – однажды она сгниет и все рухнет.
У нас с Кириллом – рухнуло. Я была слишком наивной, слишком доверчивой, когда общалась с ним. И, наверное, стоило сказать ему на прощание, что я думаю. Чтобы поставить все точки и остаться без многоточий и запятых.
– Я все знаю. Знаю, что ты – продюсер «На краю», – продолжала я совершенно устало, без особых эмоций и чувств. – И что между тобой и Антоном – сложные отношения. Я долго не могла понять, почему со мной и с Ниной общается такой человек, как ты. Известная личность, талант, звезда. Это с самого начала не вязалось у меня с общением по Интернету. Но, знаешь, Кирилл, я верю людям и верю в людей. Как ребенок я искренне надеялась, что ты просто увидел во мне личность. Втайне даже гордилась собой, что смогла заинтересовать такого человека, как ты – известного, неординарного. Ты отлично умеешь создавать иллюзию нужности: твои сообщения ждешь, читаешь с интересом, с таким же интересом отвечаешь, думая, что это не игра в одни ворота.
Он молча слушал меня, глядя пристальным взглядом в лицо.
А я продолжала:
– Но мне стало понятно – ты просто захотел насолить Антону. Поэтому и сделал вид, что мы – друзья. Решил подобраться к нему через меня. Кирилл, это неправильно. Нельзя так играть с чужими чувствами. Я ведь действительно считала тебя другом.
– Но ведь он же тоже с тобой играл, – возбужденно сказал Кирилл. – Куда жестче играл, втоптал в грязь. Поступил, как полный придурок.
Откуда-то он все знал, и я даже не стала спрашивать, откуда.
На руки мне падали редкие капли вновь начинающегося дождя.
– Ты ведь простила его! А я и вполовину не был таким уродом, как он! И я правда считал тебя своим другом. Да, мне стало интересно, что за девушка появилась у Кея, но, клянусь, я был искренен! Я относился к тебе, как к сестре. А потом понял, что ты мне нравишься. Знаешь, Катя, – продолжал он, не чувствуя ни прохлады, ни поднявшегося вновь ветра, – когда я сидел у тебя на кухне, когда видел тебя, меня переклинивало. Я смотрел на тебя и понимал – хочу подойти и обнять. Коснуться волос. Узнать, какие у тебя губы на вкус.
– Перестань, – попросила я. – Ты ведь прекрасно понимаешь, что ничего не чувствуешь ко мне.
– Это ты не понимаешь.
– Ты путаешь кайф от победы с удовольствием от общения человека. Очнись, Кирилл! Я не понимаю, что Антон сделал тебе, раз ты так хочешь его одолеть… Но в чем? Переманить к себе его любимую девушку? Низко. Ты же не такой.
