Я растерянно взглянула на телефон, к которому цеплялся брелок – подарок Кирилла из Мехико. И подумала, что Альбина совсем сошла с ума. А этот эпизод постаралась выкинуть из головы.
Вскоре мы с Ниной в самолет, который доставил нас до столицы, а затем полетели в Нью-Йорк, прямым рейсом, через Атлантический океан. Я впервые совершала такой длительный перелет – почти десять часов. За это время в самолете я успела и поспать, и поесть, и налюбоваться небом, и посмотреть несколько фильмов, и даже поиграть – в кресла были вмонтированы небольшие мониторы, а к ним прилагались наушники и пульт. Изредка мы переговаривались, считая часы до прилета.
Честно говоря, даже не верилось, что вскоре мы с подругой не просто окажемся на крутейшем рок-фесте, а увидим ребят. Я ужасно скучала по Антону, и, хотя прошло около месяца после нашего расставания, чувствовала себя безумно одиноко. Нинка, конечно же, никак не показывала, что скучает по Келле, зато кровожадно повторяла, что, если вдруг увидит его с какой-нибудь девкой, она оторвет ему то, чем потом можно будет жонглировать.
– Ты же его не любишь, – саркастически говорила ей я. – Ты же вышла за него из-за наследства!
– Ну и что! – фыркала подруга. – Синее рыло считается моим супругом. У меня аж два обручальных кольца!
– Это как две судимости за одно преступление, – имела неосторожность ляпнуть я, и подруга огрела меня журналом авиакомпании по голове.
К концу полета мы с Нинкой находились на нервах – ужасно хотелось приземлиться. И когда самолет пошел на снижение с океана и пролетел над городом, нашей радости не было предела, как, наверное, и всех остальных пассажиров. Во всяком случае, после мягкой посадки пилотам аплодировали громко.
Когда ранним утром второго мая мы спускалась по трапу самолета на взлетно-посадочной полосе аэропорта имени Джона Кеннеди, у меня закружилась голова. То ли от переизбытка эмоций, то ли от предвкушения встречи с Антоном, то ли просто от свежего утреннего воздуха чужой, пропитанного влагой, как губка.
Выйдя из огромного, шумного и крайне интернационального аэропорта, мы поймали такси – ярко-желтое! – и поехали в гостиницу. Можно было добраться до метро на аэроэкспрессе, но Нинка заявила, что не собирается таскаться с огромными чемоданами и хочет комфорта.
Мне было жутко любопытно, я постоянно оглядывалась и, вообще, чувствовала себя маленькой девочкой. Но, наверное, если бы не решительная Ниночка рядом, мне было бы жутко волнительно оказаться одной в незнакомой стране и с не самым сильным уровнем владения английского языка. Однако рядом была бойкая Журавль, которая отлично ориентировалась на местности и точно знала, куда идет, а я с трудом поспевала за ней.
До отеля, в котором заранее был забронирован номер, мы доехали достаточно быстро. Все это время я смотрела в окна и пыталась делать фотографии. Нью-Йорк ужасно привлекал: и людьми, и архитектурой, и общей колоритностью, и казалось, будто этот город создан для того, чтобы фотографировать его. Город был многоликим. Вроде бы только что ты был в деловом оживленном районе с разнокалиберными высотками, а теперь едешь по тихим спокойным улицам, а потом вдруг оказываешься в шумном торговом квартале. Мне нравился воздух: свежий, влажный – чувствовалась близость океана, нравились люди – непохожие друг на друга, и нравилась масштабность – город был широким, высоким и каким-то совершенно монументальным.
Сам отель казался чинным и благородным и понравился мне хорошей атмосферой и доброжелательным персоналом. Он располагался неподалеку от многих достопримечательностей, о которых раньше я только слышала или видела в кино – от Таймс Сквер и Центрального парка. А из окон нашего номера, расположенного на одном из последних этажей, открывался замечательный вид на небоскребы и заполненные людьми широкие улицы, над которыми постоянно пролетали вертолеты.
До самого вечера мы с Ниной гуляли по Манхэттену, я – с искренним восхищением, потому как все тут мне казалось другим, даже сама атмосфера, а Нинка – с рвением и азартом охотницы, которая хотела в местных бутиках купить себе, наверное, целый новый гардероб. Дела у дяди Вити вновь пошли в гору, не без помощи денег тети Эльзы и ее же связей – к племяннику пожилая родственница стала относиться несколько благосклоннее, и в Ниночке вновь проснулся шопоголик. Единственное, что ее останавливало, так это то, что все эти вещи попросту не поместятся в ее чемодане.
Вечером, когда мы, уставшие и набравшиеся под завязку новых впечатлений, сидели в милом ресторанчике на углу оживленной улицы, подруга заявила:
– Раз мы здесь, надо сходить в клуб! Оторваться в приличном месте!
– В какой еще клуб? – спросила я, с удовольствием вытягивая уставшие от ходьбы ноги под столом.
Нинка с восхищением в голосе поведала мне название, которое все равно ничего мне не говорило, и добавила, что тут у нее есть одна знакомая из нашего города, переехавшая следом за богатыми родителями, и она может провести нас в это крутое место – «мекку» всех поклонников клубной жизни.
– Я не пойду, – покачала я головой. – Тем более, завтра нам ехать на фестиваль.
– Это такая возможность оторваться! – возмутилась Нинка. – Радова, ты должна это сделать! Хватит думать о Клее, давай развеемся! Клуб – отпад!
То, что Антон находится в одном со мной городе, так и подстегивало меня написать ему. Но я, во-первых, не хотела портить сюрприз, а, во-вторых, понимала, что буду только мешать ему. Пусть выступит сначала, а после мы встретимся. Завтра с утра мы с Ниной поедем на фестиваль, который проходит неподалеку от Нью-Йорка – к нему уже усиленно готовятся, благо, что у нас есть электронные билеты. И ближе к вечеру я смогу увидеть выступление «На краю», а потом обнять и самого Антона.
Эта мысль меня грела, как личный костер.
Нинка долго уговаривала меня пойти вместе с ней, но тратить время на клуб мне совершено не хотелось: я присмотрела уже пару известных во всем мире музеев, которые хотела посетить, да и мечтала побывать в Центральном парке. Журавль, которая отлично знала мою нелюбовь к клубам и всяческим тусовкам, смилостивилась и прекратила ныть.
– А если я тебя одну оставлю, ты тут не потеряешься? Заедешь по ошибке в какое-нибудь гетто, и все, пиши пропало, – сказала она, глядя на меня, как мамочка на неразумное дитя. – Что я потом скажу Томасу? Что тебя Чуня унес?
– Ой, все будет в порядке, – махнула я рукой. – Веселись в клубе, а я поброжу по музеям и немного погуляю. Когда я еще смогу здесь побывать?
– Я ее в клуб зову, а она в музей тащиться, – проворчала Нинка. – Совсем чокнулась.
Но от меня отстала.
В результате мы разделились. Нина привела себя в порядок, вернее, в полную боевую готовность, явно решив завоевать весь клуб, дала мне тысячу и одно наставление, занудным голосом поинтересовалась, скачала ли я карту города и есть ли у меня деньги на карте, а после, наконец, отплыла тусоваться.
– Смотри, не заигрывай там с парнями, а то встретишь Матвея-два, – улыбнулась я ей на прощание.
