«У меня есть несколько свободных минут, и я весь твой, Катя», – писал Антон. Мне казалось, что Тропинин сейчас на чем-то сосредоточен и, наверное, занят, но я была благодарна, что он нашел немного времени для меня. А еще я почти слышала его голос – негромкий, ласковый, и от этого становилось уютно и хорошо.
И когда этот человек успел стать таким близким?
«Ты всегда и весь мой:)», – дурной пример заразителен, и я иногда становилась самодовольной, словно Нинка.
«Мне нравятся твои мысли. Все хорошо?» – Антон постоянно задавал мне этот вопрос, как будто бы боялся обратного.
«Все хорошо:) Хожу по магазинам, скучаю по тебе… А ты как? Что делаешь?»
Простые вопросы и не менее простые ответы – но отчего мне хочется улыбаться, и в солнечном сплетении так тепло и слегка волнительно? Или счастье действительно бывает в простом?
Потому что ты влюбленная дура – ответ прост, да!
Вместо ответа Антон прислал мне фотографию. На ней, по всей видимости, в студии, был изображен он сам: расслабленно сидел на крутящемся стуле, облокотившись о его спинку. Закинул ногу на ногу и небрежно положил одну руку на подлокотник, а в другой держал стакан с водой. Черная водолазка с закатанными до локтей рукавами, джинсы, заправленные в грубоватые ботинки со шнуровкой и на массивной подошве. Светлые пряди падали на высокий лоб и скулы, контрастируя с тенью, замысловато играющей на его лице. На губах его была расслабленная улыбка.
На этом фото Антон не выглядел крутой рок-звездой: без грима, без сценической одежды, без привычной гитары в руках и микрофона; скорее он был похож на уставшего человека – не такого, конечно, которому все на свете надоело, а на такого, который много трудился, был доволен этим и временно отдыхал, восполнял силы, чтобы вскоре начать все сначала.
Я улыбнулась. И, кажется, Антон еще шире улыбнулся в ответ.
Сходи к психиатру.
Вдоволь полюбовавшись на Тропинина, я обратила внимание и на Келлу, который на заднем плане развалился на подобном стуле. За время нашей последней встречи его волосы заметно отрасли, но были все такими же синими. Одет он был в черную безрукавку с надписью «На краю», и на сильных плечах и предплечьях красовались цветные татуировки.
Келла и сидящий рядом с ним мужчина лет сорока смотрели на стоящего за стеклом несколько размытого Арина с бас-гитарой наперевес. Рядом с ним находился еще один мужчина весьма неформального вида и что-то серьезно говорил ему.
Видимо, парни что-то записывали, и Кей прислал мне кусочек их студийной обыденной жизни, которая мне казалась волшебством.
В ответ я решила прислать ему свое фото. Я сделала несколько селфи, прикрепила их к сообщению, отправила и…
И поняла, что случайно выбрала не только свои снимки, но и снимок Ниночки, облаченной в то самое ужасно откровенное платье.
– Блин, – прошипела я.
Но было уже поздно.
Антон получил фотографии.
* * *
Кей, как и предполагала Катя, находился в частной студии, которая располагалась в пригороде Берлина, вместе с другими музыкантами группы «На краю», а также с продюсером, звукорежиссером и еще несколькими людьми, имеющими прямое отношение к записи нового альбома.
Работа продвигалась хоть и медленно, отнимая много времени, но вполне удачно. Было записано уже несколько полноценных песен, а сейчас шла работа над интернет-синглом. Впереди «На краю» ожидали несколько концертов в Западной Европе и съемка клипа. Правда, когда именно он будет снят, пока было неизвестно – от графика отставали.
Сегодня всех тормозил Арин – никак не мог сыграть чисто свою партию, и его то и дело останавливали, давали советы, наставляли, просили, почти умоляли, даже матами крыли, а у него все не получалось собраться, хотя обычно Арин был весьма неплох в своем деле и постоянно совершенствовался. Народ злился, а больше всех – Келла, поскольку в записываемой композиции ему нужно было строить ударные в соответствии с музыкальным рисунком баса, подчеркивая ритмику и мелодичность. Келла искренне считал ритм-секцию сердцем группы. На репетициях все было здорово. Сегодня дело не шло.
Кей, правда, знал, в чем дело. Именно сегодня был тот самый день, когда его друг расстался с Ольгой. Глупый был день, пасмурный, за окошком моросил мелкий противный дождь – если уж шел дождь, то Антон предпочитал ливни, грозы, со сверкающими молниями и раскатами грома. И чтобы потом обязательно появлялось солнце – и радуга.
Как тогда, когда он гулял с Катей и поцеловал ее впервые в лифте – не сдержался.
Звукорежиссер вновь остановил Арина и опять принялся что-то ему втолковывать. Бас-гитарист молчал и только кивал. Кей смотрел на друга, водя по губам согнутым указательным пальцем, обдумывая, чем бы того взбодрить. С одной стороны, он его понимал, а с другой, что за болезненная привязанность к человеку, который отказался от него? Почему Арин не может себя, черт подери, взять в руки и начать работать? Напоить его? Подогнать девчонок? Что ему нужно?
Ответное сообщение от Кати заставило Антона улыбнуться вновь.
– Сфотографируй меня, – велел он Филу, который сидел рядом.
Тот легко согласился.
Пара секунд – и снимок сделан.
Ответная фотографии от Кати Антона очень удивила.
На одной была изображена сама Катрина – она улыбалась, лукаво глядя в камеру. Ее лукавство не было злым и обманчивым, было в нем что-то светлое, игривое, и Антон не мог не улыбнуться ей в ответ, едва заметно.
А вот второй снимок сначала показался Тропинину каким-то абсурдом: на нем была изображена почти голая Журавль собственной неповторимой персоной, которую парень на дух не переносил.
Увидев это, Антон, поднесший к губам стакан воды, поперхнулся, закашлялся и тотчас привлек на себя внимание всех присутствующих.
– Мои глаза, – только и сказал он, прикрывая рот рукой.
– Тишина в студии! – зычно рявкнул звукреж, который порядком намучился с Арином. – Или валите отсюда, или сидите тихо, придурки!
– Уходим, без проблем, – тотчас поднялся с вертящегося стула Тропинин. – Синий, – позвал он, проходя мимо Келлы. – За мной.
– Пошел ты, – лениво отвечал тот, явно никуда не собираясь идти.
Тогда Кей просто поднес к его глазам телефон и тотчас убрал, как только до Келлы дошло, кто на фото и в каком виде. Осознав, что он только что имел честь лицезреть, парень тотчас метнулся за другом, вышедшим прочь из студии и усевшимся на диван в комнате отдыха. Походил синеволосый ударник на голодного пса, перед носом которого помахали сахарной косточкой и убрали куда подальше.
– Это что было? Че за фото? Где взял? – навис он над беловолосым. – А еще есть?
– Не мельтеши, – поморщился Кей. – Сядь рядом, – и он похлопал широкой ладонью по дивану.
