День, когда жертве больше не сбежать просто так от своей любимой.
Для Ниночки же свадьба была наказанием и развлечением одновременно. Событием, которое она ждала и ненавидела с одинаковой силой и нетерпением.
Подруга готовилась к ней, как к сражению, в котором должна была одержать победу. И жаждала не о том славном миге, когда руки любимого человека будут ласково обнимать ее, а о том, как нежно будут хрустеть долгожданные купюры в ее кошельке. Или как будет сверкать банковская карта.
Нинка ждала собственную свадьбу, как зарплату, при этом то и дело обдумывая кары как для своего будущего несчастного муженька, так и для тетки. Про Келлу она не вспоминала. Зато сходила на несколько свиданий с Матвеем – пришлось, скрипя сердцем и зубами, отдавать долг, притворяясь его девушкой. После каждой такой встречи она возвращалась злая, проклиная Помойку так яростно, как будто бы он был виноват во всех ее бедах. И в бедах Виктора Андреевича – тоже.
Тот, кстати, к Матвею относился весьма благосклонно и, как поведала мне в последний день перед бракосочетанием Нинка, был почти не против отношений между ним и дочерью. Это раздражало ее еще больше.
День икс начался суматошно.
Мы заранее сплавили Нелли подружке, и в ночь перед торжеством Нинка осталась ночевать у меня, поскольку ее свадебное платье хранилось в моей комнате, служа защитным талисманом от Леши – стоило ему заглянуть и увидеть эту вершину безвкусия, как он едва ли не начинал креститься и почти мгновенно исчезал.
Кира и Нелли, увидев сие безобразие, долго хохотали и по очереди пытались влезть в пирожное, чтобы сделать смешные фотки. Если Нелька была довольно-таки хрупко сложенным подростком, и платье ей было великовато, то мощная Кира, у которой, видимо, глазомер отсутствовал напрочь, слегка порвала по шву, так и не сумев натянуть. Увидев это, я едва не взвыла, и мы с ней долго провозились над свадебным нарядом Нинки, дабы привести в порядок до прихода Журавля.
– Все в порядке. Не будет видно со сцены, – в конце концов, заявила Кира – родственников в свадьбу мы, естественно, посвящать не стали, сказали, что это костюм для постановки в студенческом театре, куда якобы ходила Нинка. Про свадьбу она говорить категорически запретила.
– Вы что, «Невесту Франкенштейна» ставите? – поинтересовался с кислой улыбкой Леша. Ему категорически не нравилось, что в одном доме с ним находится этот, как говорила Журавль, «дизайнерский выкидыш». Но ничего поделать он не мог.
Ранним утром, пока все спали, Нинка, шепотом ругаясь, не без моей помощи облачилась в свой слоеный шедевр, сделала совершенно чудовищный макияж и, накинув поверх наряда голубое короткое пальто, вышла в прихожую, счастливо ни с кем не столкнувшись. Я, в отличие от подруги одета была куда более адекватно: в черное приталенное платье с длинными рукавами, треугольным вырезом и кружевной отделкой по подолу. Такое платье может сойти и за коктейльное, и за повседневное, и за романтичное – стоит только подобрать нужные аксессуары. Я ограничилась длинными серебряными серьгами-подвесками, подаренными бабушкой.
– Вы куда? – крикнула мне в спину Кира, которая все-таки проснулась, но я ловко закрыла дверь перед ее носом, и когда она выглянула на площадку, мы уже были в лифте – Нинка обтерла платьем все стены.
Около подъезда мы встретили Фроловну, которой отчего-то не спалось, и она недобро покосилась на нас и, кажется, даже сплюнула. Но мы не обратили внимания.
Регистрация была назначена ровно на девять утра, и до нее оставалось порядка двух часов, которые мы потратили на дорогу до ЗАГСа центрального района: ночью выпал снежок, успевший подтаять к утру, а потому весь город, как говорится, «стоял».
В такси подруга жевала шоколадный батончик и изредка с нервным смехом смотрелась в круглое ручное зеркальце. Из него таращилась на мир весьма странная особа, больше похожая на Джокера, а не на невесту. Алые губы, густые синие тени с вульгарной подводкой, внезапно ставшее почти бронзовым лицо – результат слаженной работы тонального крема и пудры, при этом лицо особенно контрастировало с куда более светлой кожей на шее. Ярко выделенные скулы и румяные щеки казались неестественными и старили. Нинка отчасти напоминала мне ту самую купеческую дочь с алыми от свеклы щеками. Только в современной обработке.
Вуаль, конечно же, частично скрывала этот кошмар, но я не представляла, что испытает неизвестный нам жених, увидев такую красу небесную во время регистрации. И если ко всему этому добавить то самое ужасное платье с драпировкой в виде розочек, а также безвкусно подобранные аксессуары, среди которых кроме перчаток и фаты появились совершенно дешевые на вид серьги и колье то ли из жемчужин, то ли из белых бусин, то результат получался воистину впечатляющим.
Расчет Журавля был прост – она выйдет замуж, получит деньги от Эльзы, та напишет на нее завещание, а вскоре она, Ниночка, доведет супруга до белого каления и он с ней разведется по доброй воле. Мне казалось, что это слишком просто, и наверняка Эльза Власовна припасла козыри, но я молчала.
Я смотрела на подругу и думала, что она все-таки немного того. Если бы меня кто-то поставил перед подобным ультиматумом и я бы выходила замуж непонятно за кого из-за денег, я бы нервничала, злилась и вообще чувствовала себя ужасно. Журавль же все время смеялась, явно чувствуя себя воином перед боем.
Около ЗАГСа мы оказались за полчаса до начала церемонии, перед этим заехав в цветочный магазинчик – за букетом. Нинка решила: изгаляться, так изгаляться. Она придирчиво набрала самые, наверное, плохие розы во всем магазинчике: белые, красные, желтые, бордовые – получилось штук тридцать, не меньше. И потребовала завернуть их в оберточную бумагу дичайшего салатового цвета. Чуть подумав, Нинка выбрала огромную лилию и воткнула ее в середину букета, вернее, букетища.
– Красота, – сказала она довольно, прижимая охапку цветов к себе.
Продавец если и удивилась, то виду не подала. Только посмотрела странно.
Я же, в отличие от подруги, позориться не желала и выбрала акварельный букетик из нежных альстромерий: белых, розовых и желтых.
– Никогда не думала, что твоя свадьба будет такой, – проворчала я, когда мы уже вышли из автомобиля и стояли напротив ЗАГСа. ЗАГС торжественно звался «Дворец бракосочетаний» и располагался в старинном, недавно отреставрированном особняке с колоннадой и богато декорированным фасадом. Здание это, словно невеста, было белым, и вокруг него выстроились в полукруг почтительные винтажные фонари, ажурные лавочки, скульптура с парными кольцами, мостик и фонтан, сейчас уже не работающий. Когда-то давно ЗАГС центрального района был убогим и располагался на перовом этаже панельного дома – о том, что это за место, гласила лишь куцая табличка советских времен. Однако когда внучка прошлого мэра решила выходить замуж, он решил, что негоже будет, если фотографии с торжества получатся неудачными из-за такого фона, и за три месяца появился новый ЗАГС, где свадьба внучки и была потом сыграна.
Проезжая мимо этого места, я часто думала раньше, как было бы здорово однажды побывать здесь в качестве невесты, однако, когда в моей жизни появился Антон, размышлять о подобном я перестала. Мне просто хотелось быть вместе с ним, а не лихорадочно готовиться к свадьбе, мечтать о платье, фотографии и шикарной машине.
