– Хватит! – рассердилась я. – Ты что о себе возомнил?
– Заслуживает, – ответил Келла. – Не лезь, Катя.
– Она – моя подруга.
– Плевать.
– Мне не плевать.
– Твои проблемы.
– Полегче, – недовольно глянул на него Антон, вновь беря меня за руку.
– Зачем ты так поступаешь? – выкрикнула я, испытывая двойственные чувства: с одной стороны, была ужасна рада видеть любимого, а с другой – была расстроена из-за подруги.
На одной половине души – весна, на второй – зима.
– Переживет, – отозвался Келла с ухмылкой. – Ей полезно. С-с-стерва, – коснулся он лица, по которому попало цветами.
– Ты ведь тоже ее обманывал! – возмутилась я. – Вы оба стоите друг друга!
Келла крайне кисло на меня посмотрел. Но промолчал.
– Что вообще происходит? – с интересом спросил Тропинин. – Какую часть драмы я пропустил?
– Бóльшую, – усмехнулся Келла. – Было весело.
– Я тоже хочу знать, что происходит, – хмуро сказала я, подняв на Келлу сердитый взгляд. – Антош, объясни, пожалуйста, почему ты меня не предупредил о приезде?
– Хотел сделать тебе сюрприз, – улыбнулся он.
– Я тоже хотел сделать сюрприз, – зловеще произнес Келла.
Мне стало обидно, да и злость брала – не хотелось верить в то, что Тропинин вот так взял и вместе с другом поиздевался над Ниной. Но поспешные выводы я делать не хотела.
– Давайте уйдем отсюда и поговорим в спокойном месте, – предложила я, вздохнув. А перед тем, как уйти, собрала растоптанные цветы и выкинула их.
Мы втроем переместились в кафе неподалеку – с видом на ЗАГС, к которому то и дело подъезжали машины и выходили красивые девушки в белых платьях в сопровождении женихов. И чем больше я смотрела на счастливые пары, тем больше мне было жаль мою Нину. И тем злобнее я поглядывала на барабанщика. Келла же пил пиво и вообще вел себя так, словно ничего и не случилось: заигрывал с официанткой, шутил, громко разговаривал по телефону. Виноватым он себя не чувствовал. Напротив, в глазах его появилось этакое инквизиторское выражение.
Ведьм надо сжигать. Даже если это твоя любимая ведьма.
Антон же, одной рукой обнимая за плечи, а вторую положив мне на колено, попытался объяснить, что происходит.
Оказалось, что на днях Келла предложил Антону смотаться в родной город. На свою собственную свадьбу. Узнав причину, Тропинину поплохело – как-то он совсем не представлял, что его друг собирается стать чьим-то законным супругом. Узнав же, кто невеста, Антон, по словам Келлы, ржал целый час и так достал синеволосого, что тот едва не выбросил его из окна.
Шанс увидеться со мной Антон не стал упускать.
– Слишком скучал, – признался он, а его друг демонстративно поморщился и зажал нос двумя пальцами, заявив гундосо:
– Любовью пованивает.
– Заткнись, – велели ему и предложили. – Не дыши.
– Антон, но почему ты не сказал мне, что жених Нины – Келла? – сердито спросила я, под столом пытаясь убрать настойчивую ладонь Тропинина, которая медленно, но целеустремленно ползла вверх по колену.
– Откуда мне было знать, что вы понятия не имеете, кто у Демоницы жених? – пожал он плечами. – Думал, ты в курсе. Просто молчишь об этом.
Я выдохнула.
– Я тоже думал, что Королеве известно, – буркнул Келла. – Эльза мне только сегодня сказала, что малышка понятия не имеет, кто женишок. За деньги же замуж выходит. Но девочке сбили спесь, – самодовольно добавил он, и я готова была задушить его.
– Я была лучшего мнения о тебе. Как вообще получилось, что она тебя на такое уговорила? – не понимала я.
Оказалось, что просто. Пожилая родственница Ниночки так привязалась к Келле, что иногда звонила ему и вела беседы. Бабка Журавля парня забавляла. Рэн шутил даже, ходя при этом по лезвию ножа, что Эльза – единственная постоянная девушка Синего. А некоторое время назад она предложила Келле авантюру со свадьбой – помучить Ниночку. Он сначала отказывался, однако то ли задетая гордость требовала мести, то ли в нем все еще оставались осколки чувств к Журавлю, и он согласился.
«Я сделаю так, что она будет бегать за тобой, мой мальчик», – сказала пожилая женщина. И его мозговая активность дала сбой.
– Поверить не могу… Ты просто взял и согласился на это? – спросила я у Келлы.
– А что такого? Эльза правильно говорит: месть – это закрытый гештальт, – отозвался синеволосый, неспешно жуя гренку с чесноком, которые подавали к пиву. – Людей нужно учить, чтобы они поняли свои ошибки. Я выступал в роли учителя, Катенька, – улыбнулся он мне. – Теперь Демоница поймет, что больно бывает и другим людям.
И я поняла, что Эльза Власовна просто качественно промыла ему мозги.
– Все-таки было больно, когда она тебя бросила? – с неискренним участием спросил противным голосом Антон. И Келла сердито глянул на него.
– Вот оно что. Но как вы уехали? Как вас отпустили? – удивилась я, поражаясь идиотизму парней.
Оказалось, никак. У них выдались свободные деньки, и эти два придурка просто сбежали и поставили всех перед фактом, что приедут через три дня.
У меня слов не находилось. Зато находились все новые и новые поцелуи. К Тропинину тянуло, как к магниту. Я была рада его видеть, сердилась на него немного, и к этому же коктейлю присоединилась нежность, которая топила сердце.
– Я вас оставляю, – решил наконец Келла, наблюдая за нами. – Иначе покроюсь ванильной плесенью.
– Проваливай, – на секунду оторвался от моих губ Антон.
Келла ухмыльнулся, пожелал другу быть осторожным, схватил гренку и ушел.
А мы еще долго целовались, сидя на диванчике в кафе и вновь находясь на тонкой грани приличия, что в моменты такой близости стиралась, и казалось, что мы все делаем правильно, а после Кейтон сказал тихо, проводя губами по моей щеке:
– Поехали ко мне. Отца нет.
И я согласилась, предвкушая новый восход яркого солнца.
Может быть, это его лучи казались бабочками?
* * *
Нина была в ярости.
Нет, вернее, она была в дикой ярости.
Не в той, горячей, струящейся по крови жгучими волнами, не в той, которая затмевает разум, обнажая слабые места и заставляя делать необдуманные поступки. А в иной: обжигающе холодной, вдумчивой, проникшей в каждую клеточку, позволяющей хладнокровно планировать месть – мелочь за мелочью.
Эта ярость взяла ее за горло тонкими холодными пальцами и не отпускала, не душа, но и не давая глотнуть воздух полной грудью.
Нина долго шла по набережной, игнорируя насмешливые и удивленные взгляды прохожих, подняв голову и глядя только вперед, и думая, думая, думая…
