Это и в самом деле было убедительным аргументом. Раз мачеха рискнула признаться Неле, пожалуй, она может настучать отцу и наговорить всяких гадостей Эмме… С нее станется. Дрянь! Ишь, как осмелела, видать, чувствует твердую почву под ногами. Отец попал к ней под каблук, он поверит этой лживой твари, а не родному сыну… Ревность глаза застит, и пиши пропало!
Мысль о позорном разоблачении была настолько невыносима, что Леонтий заскрипел зубами.
– Пробрало? – процедила Нелли. – То-то же. Она не шутит, братец.
– На Эмму мне плевать, но папа… его сердце не выдержит. Раиса только о том и мечтает. Молодая вдова с квартирой! Она пустит по ветру достояние нашей семьи, – картины, мебель, библиотека, – все пойдет с молотка!
– Забудь о ней, Леон.
– Я ее убью! Подкараулю в темном подъезде и прибью!
– Потише…
– Думаешь, я не способен? Я не трус, Неля… я… мой долг защищать доброе имя Ракитиных…
– Хорошо, хорошо. Обещай мне, что к отцу без меня – ни ногой! – строго сказала она. – Пусть Раиса не тешится иллюзиями, будто она хитрее всех. Ты обещаешь?
Глава 10
В тот вечер, когда Апрель, сам не свой, побежал куда-то через черный ход, Марина не сумела его догнать. Метель кидала снегом ей в лицо, слепила, ветер пронизывал насквозь, и через минуту девушка продрогла до костей.
Она вернулась в «Буфет», глотнула водки и работала, как заведенная, прогоняя страшные мысли. Где Апрель? Что с ним? Вдруг попал под машину или поскользнулся и сломал ногу, а то и голову разбил? Мог напиться, устроить дебош, попасть в полицию…
– Ты заболела, что ли? – заметила ее состояние Соня. – Температура? Дрожишь, зубы чечетку выбивают, кофточка, вон, мокрая…
– Я на улицу выходила…
– Ты же не куришь…
– Отстань, ради бога!
Соня обиженно отвернулась, принялась вытирать чашки – когда посетителей было много, посуды не хватало, и Соня бегала в подсобку мыть тарелки, стаканы и чайные приборы.
– Хорошо, что Митя купил еще посуды, – примирительно сказала Марина. – Нам будет легче обслуживать людей.
Соня промолчала, но складка на ее лбу разгладилась. Она не умела долго сердиться.
На следующий день Марина места себе не находила от беспокойства, – ее так и подмывало позвонить Апрелю, узнать, все ли с ним в порядке. Вчерашняя беготня по улице без куртки сказалась к обеду: у Марины заложило нос, в горле першило, накатывала дурнота.
– Кого ты все выглядываешь? – не выдержала Соня. – Нет его еще! Задерживается.
Сестра опускала глаза, украдкой вытирала выступающую испарину.
Апрель появился в зале, когда концерт нескольких бардов из Питера подходил к концу. Сел с краю, заложил ногу на ногу и будто оцепенел.
– Явился, – прошептала Соня, наклонившись к уху сестры. – Не запылился. А ты уж извелась вся! Пойди, умойся, напудри носик.
Марина кинулась к сумочке, достала зеркальце, пудреницу, помаду. Взглянула на себя и застонала от досады – сама бледная, глаза красные, воспаленные, волосы прилипли к вискам. Ужас…
В «Буфете» Апрель снова заказал водки. Он как будто не замечал девушек: сидел за столиком, уставившись в угол, пил, не закусывая.
– У нас здесь не забегаловка для алкашей-одиночек! – с неприязнью заметила Соня. – Пойди, скажи ему. Больше наливать не стану!
Марина обрадовалась поводу заговорить с молодым человеком, мигом выскочила из-за стойки.
– Как дела, Апрель? Что-то ты грустный…
– Устал. Работы много.
– Может, случилось чего?
– Тебе-то зачем? Что ты в душу лезешь? – взорвался он. – Иди, занимайся своим делом.
Марина едва не заплакала.
– Зря ты так…
– Извини, – буркнул он. – Я не в духе сегодня. Не хотел грубить, вырвалось. Иди от греха подальше…
– А ты расскажи, что тебя гложет…
Он покачал красивой головой, передернул плечами.
«И от кого рождаются такие умопомрачительные парни? – подумала она, млея от сладкого восторга. – От голливудских звезд? Только ведь Апрель нашенский, до мозга костей… водку пьет по-нашему, страдает… песни поет…»
– Маринка! – позвала ее Соня. – Хватит болтать!
Она с сожалением вернулась за стойку к кипящему самовару, к душистым травам в пузатом заварном чайнике, – озноб сменился жаром, со лба скатывались капельки пота, которые приходилось без конца смахивать.
– То бледная была, как снег, то покраснела, как рак… – ворчала Соня. – Лечь тебе надо, аспирина принять. Жаль, подменить некому…
Марина кое-как дождалась закрытия. Апрель в этот раз никуда не спешил, разомлел от тепла, от яркого света, от водки и чуть не уснул за столиком.
Митя вызвал ему такси, помог одеться.
– О-о, парень, развезло тебя конкретно! Домой-то доберешься? Адрес помнишь еще?
Апрель невнятно пробормотал, куда его везти.
– Мы поможем, – вызвались сестры. – Заодно и нас подбросите в Коньково.
– Ладно… – кивнул водитель. – Вам по пути.
Так Марина узнала, где живет Апрель. Утром она не смогла подняться с постели: горло, насморк, все по полной программе. Они с Соней снимали комнату в трехкомнатной квартире, одну на двоих. Гостиную хозяйка закрыла на ключ, а третью комнатушку занимала продавщица с оптового рынка, сварливая, но добрая тетка, которая снабжала девушек дешевыми продуктами.
– Вот тебе антибиотики, – наставляла она Марину. – Вот парацетамол! Ты с болезнью не шути. Нам, приезжим, болеть нельзя. Накладно!
Соня убежала на работу, а сестра осталась лежать, думать о своей несчастливой судьбе, об Апреле, о женщине, которую он любит. Хоть бы одним глазком посмотреть на нее…
Через день ей стало лучше: то ли таблетки помогли, то ли простуда протекала легко. Она оделась потеплее и вышла на балкон.
Снежная белизна ослепляла, красный шар солнца стоял над высотными домами, обливая их медью и золотом. Тысячи людей населяли эти каменные коробки с ячейками-квартирами, и каждый на что-то надеялся, чего-то желал, о чем-то тосковал, кого-то любил, о ком-то молился. А кто-то пил в одиночестве, собирался наложить на себя руки…
– Апрель… – прошептала Марина, и облачко пара вылетело из ее пересохших губ. – Ты не сделаешь этого! Ты мне нужен…
Почему-то ей представлялись жуткие картины самоубийства: одна хуже другой. Она отыскала глазами дом, где снимал квартиру Апрель с товарищем. Товарищ, как оказалось, уехал домой, в отпуск. Она поняла это из путаных объяснений Апреля, который никак не мог вставить ключ в замок. Когда наконец за ним закрылась дверь, Марина все еще стояла, пока Соня не дернула ее за руку:
