– Вы не ошибаетесь? – Матвей аж привстал. – Вы уверены, то была именно она?
– Уверен. Я хорошо ее рассмотрел. Мы сидели рядом за столиком в «Буфете»…
– Марина тогда уже работала у вас?
– Нет. Только Соня, и то не каждый день. С тех пор у нас изменились порядки.
– А потом эта женщина приходила в клуб?
Митя задумчиво покачал головой:
– Кажется, Апрель больше не приводил ее… я не помню. Н-нет… Наверное, они расстались, потому что парень жутко переживал, с каждым днем все сильнее.
– Марина была влюблена в него?
– Полагаю, да. Он вообще нравился женщинам. Вы его видели? Поразительно, невероятно красив! При такой внешности ему бы еще ума…
Молодой человек запнулся и замолчал, продолжая вертеть в руках фотографию Нелли. Ему отчего-то стало неловко.
– В тот вечер, когда погибла девушка, Апрель был здесь?
– Нет. Во всяком случае, в клуб он не заходил. Говорит, сидел дома, пил…
– Он отвечал Марине взаимностью?
– Нет, он даже не замечал ее влюбленности. По крайней мере, не подавал виду. Между ними сложились чисто приятельские отношения. Апрель вдруг начал много пить, несколько раз приходилось вызывать такси и отправлять его домой пьяного в стельку.
– После смерти Марины Апрель продолжает появляться в клубе?
– Приходил разок, а потом как отрезало.
– Он еще в Москве?
– Откуда мне знать? Съездите и проверьте… Адрес я вам дал.
– У него есть друзья в клубе?
– Апрель со всеми общается, но близко к себе не подпускает. Так, обычная болтовня, ни к чему не обязывающий треп. Ребята говорили, что в походах он ведет себя обособленно.
– В каком смысле?
– Делает положенное, не больше. Задушевных бесед ни с кем не ведет, не откровенничает, личным не делится. Все в себе держит. Знаете, а ведь он очень странный парень – я сейчас понял. Очень странный…
* * *
Александра Ивановна легла рано. Целый день крутилась, готовила, гладила белье, убирала. Казалось, падает с ног от усталости. А сон не шел. Лежала, глядя в темное окно, прислушиваясь к каждому шороху. Дом еще жил полнокровной вечерней жизнью, – люди ужинали, смотрели телевизор, воспитывали детей. За стеной соседка отчитывала ребенка, срываясь на визгливые нотки. Кот свернулся клубочком на пуфике и мурлыкал…
Раиса допоздна засиделась за компьютером, щелкала клавиатурой, набирала текст будущей книги профессора. Она старалась загрузить себя работой, чтобы меньше дурных мыслей лезло в голову.
Александра Ивановна слышала, как она ходит по кабинету мужа, потом направляется в кухню, готовит себе крепкий кофе, пьет, возвращается в кабинет… Беда с хозяйкой! Изводит ее что-то, ест поедом. Тени мертвых! Придумала тоже.
Домработница глубоко вздохнула и перевернулась на другой бок. Ныли суставы, видно, на погоду. Встать, что ли, грелку взять… Раиса говорила, у них есть. Никодим Петрович застарелым ревматизмом страдает, частенько греет больные косточки. И какая жизнь у молодой бабы с пожилым мужиком? Представить мерзко. Из него уже песок сыплется, а ей любви подавай…
Правда, что две покойных жены Никодима Петровича вряд ли были бы довольны таким поворотом.
«Я сама не ожидала, что профессор этакий фокус выкинет, – призналась себе Александра Ивановна. – Приведет в дом чуть ли не дочку… Неужели у них с Раисой в постели что-то получается?»
Она почувствовала, как у нее горят уши, и устыдилась. Не о том в ее возрасте положено думать. Тьфу!
Старый паркет потрескивал, поскрипывал, выдавая каждый шаг хозяйки. Вот она опять идет в кухню, оттуда в гостиную, остановилась, бормочет что-то…
Домработница спустила ноги на пол, нашла тапочки, на цыпочках прокралась в коридор. Ей было боязно, но любопытство взяло верх…
Дверь в гостиную была открыта, оттуда лился свет. Рояль черным вороном застыл в углу, над ним висел портрет Лидии Ракитиной… Раиса стояла посреди комнаты в кофте поверх шелкового домашнего халата, задрав голову и уставившись на него.
– Направилась Иштар в страну без возврата… – донеслось до Александры Ивановны. – К дому мрака, вступила на стезю, не выводящую назад… где пищей служит прах, земля… где не видят света и живут во тьме… где одеты, как птицы, в перья…
В руках у молодой женщины были большие портновские ножницы.
У Александры Ивановны волосы зашевелились на голове. Она хотела окликнуть хозяйку, но ножницы, которыми запросто можно было убить, заворожили ее… Зачем Раиса их взяла?
Какой-то громкий пронзительный звук заставил домработницу вскрикнуть. На миг в глазах потемнело, а Раиса прижалась к ней, дрожа от страха.
– Звонили в дверь! – прошептала она. – Вы слышали? Или мне почудилось?
– Я… о, господи…
Пальцы хозяйки судорожно сжимали ручки ножниц. Домработница не могла отвести глаз от сверкающих лезвий. Накануне она как следует наточила их – кроила себе передник. У Ракитиных простаивает отличная швейная машинка, вот она и решила воспользоваться. Заодно и вечерок за рукоделием скоротать.
– Что с вами, Раиса Николаевна? – вымолвила она непослушными губами.
– Я хотела… хотела…
Второй звонок возвестил о том, что все вполне реально. Кто-то пришел и давал о себе знать.
– Кто может явиться в такой час? Может, полиция?
Любой человек – будь то полицейский или сосед, которому срочно понадобилось лекарство, – казался Александре Ивановне спасением от пребывания наедине с вооруженной ножницами Раисой. Бог знает, что она собиралась сотворить…
Домработница решительно направилась к двери.
– Не открывайте! – взмолилась ей вслед молодая женщина.
Но даже бандиты и воры сейчас не так пугали Александру Ивановну, как ножницы в руках хозяйки. Из двух зол надо выбирать меньшее.
Она, почти не глядя, впустила в темную прихожую мужчину. Это был Леонтий с перекошенным лицом и горящими глазами.
– Почему вы не спрашиваете, кто пришел? – с порога накинулся он. – Сколько раз я просил вас… Вы же знаете, что случилось с Нелли!
Он замолчал, глядя за ее спину. Там стояла Раиса с ножницами.
– Что… что такое… что тут у вас происходит…
Александра Ивановна без сил опустилась на стул и с облегчением выдохнула. Теперь пусть эти сумасбродные Ракитины разбираются между собой, выясняют, что к чему… А ее дело маленькое. Ее дело – помогать по хозяйству.
– Я звонил… никто трубку не брал… – пробормотал Леонтий, приклеившись взглядом к ножницам. – Приехал, а в окнах свет… горит и горит… у меня душа не на месте…
Пальцы Раисы разжались, и ножницы с глухим стуком упали на ковер. Леонтий проворно кинулся, подобрал их, спрятал в выдвижной ящик.