И вот наступило новое лето. 1967 год. Зелень. Сирень городок затопила. Цветение сирени море – крыши только и торчат, а люди, подобно неведомым морским личностям, шныряют в тинной прохладе улиц.
Окна распахнуты настежь в ресторанчике «Подделково» при станции Подделково Московской железной дороги, распахнуты и затянуты марлей от мух.
Вентиляторы жужжат, сидят люди, вентиляторы жужжат, и под это жужжание люди уже который месяц разбираются, который из двух директоров хуже был. За Свидерского обычно заступался сцепщик Михеев, который стал частым посетителем ресторанчика после того, как получил в соцстрахе хорошие деньги за сломанную на работе ногу. Вот и сейчас его голос вырвался из вентиляционного шума и перекрыл ресторанный гуд:
– Я считаю, что Свидерский хоть и сучара был, язва, прости господи, собаковод, но кормил он прилично – и много было, и вкусное, а тебе не все равно, кто пес, а кто свинья?
– Зворыкин тоже гад, вор, прямо сказать надо, так ведь он давал настоящее мясо, хоть и мало.
– А, много ты знаешь…
– Да уж…
И неизвестно, чем бы в конце концов кончился этот нелепый спор, но тут как раз вентиляторы жужжание свое прекратили, потому просто, что их выключили для небольшой экономии электроэнергии ввиду понизившейся температуры в зале, и из динамика грянули звуки новой, только входившей в моду песни, которую исполняли под аккомпанемент различных электровеселых инструментов молодые люди-67, в расклешенных брюках и в пиджаках без воротников, звуки песни, которая, по образному выражению радиодиктора, стала гвоздем сезона, символом-1 нашего яркого лета, лета молодых, лета-67:
Возвращайся. Я без тебя столько дней!
Возвращайся. Трудно мне без любви твоей.
И т. д. Про юго-западный ветер сирокко. В общем, знаете вы эту песню, конечно. И, окажись вы – чудом – в тот момент в ресторанчике станции Подделково, вы немедленно стали бы подпевать невидимым радиопевцам, как это сделали все спорщики, немедленно позабыв о преступных директорах, двух негодяях-67, а может, к ним только и обращаясь. Все пели серьезно, вытянув шеи и втянув животы, самозабвенно пели, не жуя и не занимаясь, кроме пения, никакими другими делами, и на этом мы грустно прощаемся с развеселым рестораном и удаляемся от него, чтоб рассмотреть удивительные дела, которые творятся в других уголках нашей Родины, а то вот, например, в Якутии, на севере, тоже удивительная история приключилась: упал человек, кочегар с пивзавода, в пивной чан да и пролежал там без малого месяц, пока его не заметили, а как узнало об этом население, так целый месяц не только пиво, но и водку не пило, опасаясь встретить там умершего в растворенном виде и тем самым оказаться причастным к людоедству. Ну, разве не удивительно!
Надо бы написать и об этом, да, боюсь, трудно будет напечататься.
Март 1968 г.
Москва
Р.S. Тоже довольно натуралистическое, несмотря на сказовый стиль, описание Савеловской ж.д., самой странной российской железной дороги, ведущей в никуда, и старинного города Дмитрова, который я часто посещал в студенческие годы, чтобы выпивать и беседовать со своим близким другом, поэтом и врачом Львом Тараном (1939–1991). В этом городе и я потом жил года два, а прописан в нем был аж до 1986 г.
…в зале районного суда, в зале с выездной сессией, прокурором, тремя корреспондентами различных газет и массой взволнованной публики – история с шашлычками действительно была, а все остальное – мое разнузданное воображение. СССР не Америка, и в 1967 году подобного суда, разумеется, быть не могло.
Атомная станция для мирных целей – Объединенный институт ядерных исследований в г. Дубне. Его одно время возглавлял великий физик итальянского происхождения Бруно Понтекорво (1913–1993), бежавший в 1950 г. вместе со всеми своими секретами к Сталину.
Лечебница полузакрытого типа – сумасшедший дом в г. Яхроме, где работал Лев Таран.
…нахально утверждает, что его родила русская женщина – скрытая полемика с известным стихотворением советского поэта-дворянина К.М. Симонова (1915–1979). Выяснилось, кстати, что автор трижды им переписанного текста нынешнего нашего гимна С.В. Михалков (р. 1913 г.) – тоже дворянин, его давний предок был постельничим при каком-то царе. Везет же дворянам! А мы вот эта… разночинцы, черная кость…
Лавсан – аббревиатура слов «Лаборатория высокомолекулярных соединений Академии наук», торговое название полиэтилентерефталата и полиэфирного волокна, некогда модный синтетический материал. Тогда считалось, что хлопок уже отжил свой век и дальше все всё всегда будут носить «из синтетики». Недавно, кстати, видел во Франкфурте демонстрацию против меховых шуб, сделанных из шкур добрых убитых животных.
…в период физматов и ф.м.ш. – модные в те времена физико-математические школы и факультеты. Это сейчас все кругом какие-то всё больше экономисты, юристы, менеджеры.
…которые все понимают и ироничные. Пересмотрите знаменитый тогдашний фильм «Девять дней одного года», и вам станет более ясно, о чем я тогда говорил, подпуская словесного тумана.
…упал человек, кочегар с пивзавода, в пивной чан – реальный факт эпохи пьяного социализма, «свободная вещь», как выражался в подобных случаях лучший русский писатель ХХ века Андрей Платонов (1899–1951).
…стала гвоздем сезона, символом-1 нашего яркого лета, лета молодых, лета-67 – странное это было лето, на следующий год Брежнев танки в Прагу ввел, евреи срочно в Израиль засобирались, физики стали диссидентами, лирики принялись пить портвейн в немыслимых количествах, создавая «вторую культуру». Мой будущий старший товарищ, грядущий подельник по альманаху «Метрополь» и крестный моего сына В.П. Аксенов (р.1932) пить, наоборот, перестал и приступил к тайному сочинению одного из лучших своих романов «Ожог».
…боюсь, трудно будет напечататься – «всегда догадлив был» (М. Булгаков (1890–1940), «Мастер и Маргарита»). Про этот рассказ мне написал в частном письме великий мэтр и редактор суперпопулярного тогда журнала «Юность», выходившего миллионными тиражами, друг М.А. Булгакова В.П. Катаев (1897–1986). Что он разочарован концовкой рассказа и моей неизящностью, переходящей в грубость, хотя мои опусы и «показались ему интересными». Поразительно, что письмо это, адресованное совершенно неизвестному ему сопляку, приславшему рукопись не в журнал, а на его домашний адрес в Лаврушинском переулке, было написано от руки, а не напечатано на бланке, как это водилось у всех советских литературных чиновников. За это и многие его сочинения я В.П. Катаева уважал и уважаю до сих пор. Вот уж кто умел слова ставить в правильном порядке! Печататься в «Юности» он мне не предложил, а, наоборот, посоветовал, хорошо зная советскую реальность, «не бросать основного места работы». Я завет мэтра, кажется, выполнил.
Страдания фотографа У́ченого
У́ченый Григорий Гаврилович с давних лет воевал в рядах бойцов идеологического фронта, а попросту говоря, работал фотокорреспондентом в нашей газете «К-ский комсомолец» и был все время очень даже известный человек не только в городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, но и за пределами его окрестностей, так что все кругом, даже дети, звали его по имени-отчеству и лишь иногда, по делу – товарищ У́ченый.
